Сталин бы поклялся, что механический танк укатился с немеханической радостью. Дождавшись его отбытия, Корабельщик с нарочитой театральностью закрыл дверь и чуть ли не прошептал:
— Его происхождение покамест останется секретом. Скажу одно: товарищ Сталин, если вам когда-либо придется захватывать линкоры… Не открывайте двери холодильника. Мало ли, что оттуда вылезет.
— Ладно, ладно. Вы пошутили, я тоже посмеялся. Каков наш план?
— Погуляете по городу до вечера, попадете в объективы нескольким заклятым друзьям, что вызовет неизбежную панику и недоверие: вы же мертвы, ваше тело захоронено в мемориале, возведенном на месте взрыва. За ночь знакомый летчик доставит вас в Тарнобжег, а оттуда поездом, с возвращаемой из Франции армией. Пойдемте…
Через незамеченную ранее дверь человек и Корабельщик вышли в лифт, опустились на несколько этажей и подошли к борту, возносящемуся над причалом еще этажа на полтора, если не два.
— Глубины приличные, можно встать прямо к пирсу, что я и сделал…
Сталин подумал, что Корабельщик явно рисуется морскими словечками, но тут же и забыл об этом. По набережной Фиуме, в сторону большого здания с белыми скульптурами на желтом фасаде, шли два увлеченых беседой русских в гражданских серых костюмах. Совершенно точно русских, потому что писателя Горького Сталин узнал. Спутник его рассказывал, активно помогая себе руками:
— … Алексей Максимович, двадцать лет я не видел вас. Не знаю, как это вышло. Когда вы были в России, я был за границей, потом — с начала войны — жил в провинции.
Ответ Горького не долетел, а второй человек голос понижать и не пытался:
— … В книжках для маленьких мы избегаем «сюсюканья» — подлаживания к детям. Нет ничего лучше народных детских прибауток, песенок, считалок, скороговорок-тараторок, дразнилок. Очень важно достигнуть в детской книжке четкости народной пословицы. Как говорит художник Лебедев: «Текст книжки дети должны запомнить, картинки вырезать — вот почетная и естественная смерть хорошей детской книжки.»
— Самуил Маршак, — сказал тихонько моряк. — А второго вы же узнали?
Сталин молча кивнул. Маршак, отчаянно завертев головой, всплеснул руками:
— … Очень мешает нам в работе отношение педагогов. Почти всегда они оценивают произведение только со стороны темы: что автор хотел сказать? Выдают похвальные отзывы явно бездарным произведениям и порицают книжки талантливые, но не подходящие под их рубрики. Прежде всего они боятся сказочности и антропоморфизма. По их мнению, всякая фантастика внушает суеверие. Напрасно в спорах мы указывали, что любой поэтический образ грешит антропоморфизмом — оживлением, очеловечиванием всего окружающего…
Сталин прервался и поглядел на подъехавшего робота. Потом на Корабельщика.
Потом на металл под ногами, слева, справа, сверху.
По сути, Алый Линкор — это не Корабельщик. Он же сам сказал: аватар. Устройство. Принадлежность. А линкор, по существу, эта вот глыба металла вокруг.
— Оживлением, очеловечиванием всего окружающего, — пробормотал Сталин.
Горький и Маршак отошли уже порядочно. Маршак все так же азартно доказывал:
— … Война? Но что, после войны детей не станет, и читать им ничего не надо? Вот, нам принесли интересную книгу. Автор — Гудим, слесарь «Красного Арсенала». С необычайной эпической полнотой, простым и торжественным стилем повествует он о своем отце, хозяине, товарищах по мастерской; все они так хорошо у него разговаривают, курят, пляшут. Местами очень трогательно, местами неуклюже и даже нелепо. Думаю, что эту вещь надо печатать без поправок, но с предисловием.
Еще несколько раз махнув руками, Маршак вдруг остановился и взял собеседника за пуговицу: