Я сказал, что Учитель сволочь, потому что он насмеялся надо мной, и над Дромадроном, и над Хардингом, и над всем кланом, и даже над университетскими магами, которым, впрочем, так и надо. Я возразил, что Учитель открыл передо мной мир высшей магии и, более того, подарил мне истинную обоюдостороннюю любовь, и потому он вовсе не сволочь, а очень хороший человек, то есть эльф. Я ответил, что все это круто, но он сделал это не просто так, бескорыстно, а чтобы добыть неведомый ключ силы, а зачем ему нужен ключ силы, это еще вопрос, и, кто знает, может быть, наш Учитель принесет в Средиземье столько же зла, сколько принес Са-урон, или даже больше. Но я не согласился, я сказал, что, будь Учитель злым, он убил бы меня сразу же после выполнения миссии. И я заткнулся.
А потом я сказал:
— Теперь мы вместе. И я согласился:
— Теперь мы вместе. — И добавил: — Навсегда.
2
Б-р-р… После такого дела стоит выпить. Жил-был один хоббит, потом его угораздило встретить последнего в Средиземье эльфа, тот раздвоил несчастного хоббита, заморочил мозги обеим половинам, научил одну половину заклинаниям, за которые сам Гэндальф отдал бы свое бессмертие, а потом обоих объединил. И что теперь делать бедному хоббиту? О-ё-ё-ё, как же голова болит…
Я приподнялся на жесткой лежанке и с удивлением понял, что она вовсе не жесткая, а очень даже мягкая. И вовсе это не лежанка, а кровать, кровать Нехаллении. Что я здесь делаю, как я сюда попал? Мне же нельзя находиться в доме девушки без ее приглашения, а тем более валяться в ее постели! Или она меня приглашала? Нет, я точно помню, что обряд объединения проходил в заклинательной каморке. Что за ерунда?
Я повернул голову и увидел Нехаллению. Потом я тщательно проморгался, посмотрел еще раз и снова увидел Нехаллению. Она же беременна! И, судя по размеру живота, уже на девятом месяце. Или на восьмом. Как это? Учитель сотворил ее только вчера. Или сегодня? Но почему она беременна?
Нехалления бросилась ко мне, обняла меня и припала губами к моему лицу, непрерывно целуя и заливая слезами. Я смутился, покраснел и стал отбиваться от нее, стараясь не повредить ее нерожденному ребенку.
— Что ты делаешь, Нехалления! — воскликнул я, но она никак не отреагировала. Зато отреагировал кто-то другой. Я услышал негромкий и добродушный мужской смех, повернулся и увидел Учителя.
— Что такое?! — закричал я. — Учитель! Что-то пошло не так? Заклинание сработало неправильно?
— Все сработало правильно, — сказал Учитель и обратился к Нехаллении. — Не будь дурой, почтенная. Я же говорил тебе, что он ничего не будет помнить.
Нехалления наконец отлипла от меня, она села на табуретку, услужливо придвинутую Учителем, она неотрывно смотрела на меня, непрестанно всхлипывая, утирая слезы высоко задранным подолом платья и даже не замечая, как непристойна эта картина. Я поспешно отвел взгляд.
Учитель тем временем разлил вино по трем глиняным кружкам, одну из которых протянул Нехаллении, предварительно разбавив вино водой, вторую протянул мне, ничем не разбавляя, а третью взял сам.
— За удачное воскрешение! — провозгласил он, и мы выпили за удачное воскрешение. Какое такое воскрешение?
— Что ты имеешь в виду, Учитель? — спросил я.
— Сегодня девятое июля три тысячи седьмого года, — загадочно ответил Учитель.
— Девятое июля? Нет, Учитель, сегодня двадцать шестое июня. И год сейчас три тысячи шестой.
— Нет, Хэмфаст. — Учитель покачал головой. — Двадцать шестого июня три тысячи шестого года я сделал твою резервную копию. А сегодня, девятого июля три тысячи седьмого года, я ее оживил.
— Резервную копию? — глупо спросил я. — Какую еще резервную копию?