Белов сначала глянул на Крамница, получил от него разрешающий кивок и снова повернул голову ко мне. Неплохо у них тут с дисциплиной…

— Женщину отравили. Чем, сказать пока не могу, может, и вообще не смогу, — с честностью и прямотою у губного прозектора обстояло столь же хорошо, сколь и с субординацией. — А мужчину застрелили двумя пулями в сердце, причём стреляли в спину, — с этими словами Белов показал на стоявшую на столе Крамница стеклянную плошку с двумя пулями хорошо знакомого мне вида.

— Вы позволите? — спросил я пристава, но руку к плошке уже протянул.

— Конечно, — разрешил Крамниц, — только вы-то таких насмотрелись уже, от вашего карабина пули.

— От револьвера, — поправил я пристава, рассмотрев пули поближе. — У него нарезка ствола более крутая, следы от нарезов под другим углом располагаются, — пояснил я.

— Спасибо, Алексей Филиппович, будем знать, — признательно сказал Крамниц и снова обратился к Белову:

— А что ещё скажете о покойнике, Андрей Иванович?

— Росту в нём два аршина восемь вершков, [3] сложен хорошо, при жизни никогда не голодал, зубы хорошие, — кратко и дельно отвечал прозектор.

— Когда они умерли, не скажете? — без особой надежды спросил пристав.

— Не скажу, — признал прозектор. — Но почти одновременно, потому как в земле пролежали одно и то же время. Так я пойду, Иван Адамович?

— Конечно, идите, — отпустил его пристав и уже когда мы остались одни, продолжил: — Одежда у нашего покойника добротная и шитая на заказ, не из магазина готового платья. Бельё сатиновое. Галстук шёлковый, заколки нет, должно быть, забрал убийца. Обувь тоже добротная, ещё и с калошами. [4] Крест нательный серебряный, на шёлковом шнурке.

— Не бедный, стало быть, — заключил я.

— Но и не такой уж богатый, — добавил Крамниц. — На белье вышиты метки «В.Д.», так обыкновенно делают, когда отдают бельё в стирку прачкам. Значит, среди его прислуги прачки не было, а следовательно и сама прислуга немногочисленна.

— Или жил один, — предложил я другую вероятность.

— Или так, — согласился пристав.

— То есть в любовники Ташлиной годится? — спросил я.

— Вполне, — снова выразил согласие Крамниц.

— А в карманах что-нибудь было? — спохватился я.

— Ничего, — недовольно ответил пристав. — Всё вытащили. Уж не знаю, было там что ценное или же просто чтобы опознание затруднить…

— Или то и другое вместе, — я тоже с грустью вздохнул. Чем бы убийца ни руководствовался, но, очистив карманы покойника, опознание он нам и правда сильно усложнил. — А у Ташлиной при себе что было?