Подполковник встретил его неласково.

– Детский сад! – ругался он, потрясая распечатанным отчетом. – Как вы с ходу не провалились, не понимаю! Фотографию в документах интендантуррата кто переклеивал?

– Ильин.

– Печать на фото яичком катал? От нее фальшивкой за версту тянет!

– Жандарм не заметил.

– Слепой, наверное. Зачем вы в спекуляцию полезли? Вас в N за солью посылали? Что, если Бюхнер – агент СД? Или абвера?

Крайнев не ответил. Объяснять Гаркавину, что такое соль на оккупированной территории в 1943 году, было бесполезно. Про жадный блеск в глазах Бюхнера тоже.

– Виктор Иванович! – сказал Гаркавин, заметив его состояние. – Прошу отнестись к моим словам серьезно.

– Подумаешь! – сказал Крайнев. – Даже если б меня арестовали! В полночь фьють – и я здесь. Была птичка – и улетела!

– Не подозревал, что вы так легкомысленны! – вздохнул Гаркавин. – До полночи дожить надо. Вы не подозреваете, какие в СД костоломы. Мы изучали. К полудню из птички сделали бы фарш, оставив нетронутыми голосовые связки, чтоб могла петь. Запела бы! Нормальный человек не в состоянии терпеть такую боль! Сколько людей из-за вас погибло бы, думали?

Крайнев потупился, ему стало стыдно.

– Отправляя вас в прошлое, мы не предполагали, что вам придется стать разведчиком. Подготовка была другой. Ваше легкомыслие – это наша вина. В прошлое вы не пойдете.

– Как?! – Крайнев вскочил.

– Просто. Я не разрешу.

– Как же так?.. – забормотал Виктор. – Меня там ждут.

– Две недели усиленных занятий.

– Две?

– Людей к такой работе готовят годами.

– Это в современном мире, где опытные разведки, совершенные технические средства.

– Зато в военное время чрезмерная подозрительность. Шпиона видят в каждом.