Остановился у входа и сосредоточился. Голые стены с потоками плесени, висящая паутина и прогнивший потолок начали терять объем, распадаясь на составляющие их элементарные фигуры. Сквозь прорехи в крыше пробивались лучи-ниточки, рисуя на полу овалы. Разбегались статические тени из квадратов, среди которых проявлялись следы прошедших событий. Они были повсюду. Я видел, как в прошлом дверь распахнулась, и в дом забрался тролль – модель из цилиндра с нарисованными зубами и расходящимися угловатыми щупальцами. Молодой и еще неопытный, он вошел осторожно, словно вспоминая то время, когда был человеком.

Тролль заметил спрятавшуюся под кровать дочку хозяина и пополз к ней. Я видел, как хозяин – плоская фигура, почти не отличающаяся от пугала, бежал с мечом в руках, но я знал, что он опоздает. Крик – и пиксели крови разлились на полу.

Потом – пустота. Лишь тени собирались, пируя на остатках трапезы. Одна из них осталась в доме до сих пор. Сидела, забившись в угол, и зло смотрела на меня красными угольками глаз. Верни полную модель мира – и тень исчезнет, сольется с окружающим мраком. Неприятный сосед, но нам она не причинит вреда.

Мне кажется, я помню хозяина дома. Он любил угощать маленького сына маркграфа красными яблоками, настолько сочными, что сок сбегал по подбородку, стоило погрузить зубы в мякоть плода. Теперь он тоже мертв. После гибели дочки, когда захлестывает отчаянье, немудрено допустить ошибку в бою с троллем.

– Все в порядке, опасности нет, – сказал я. – Но лучше развести костер снаружи.

Я вышел из дома и вдохнул свежий морозный воздух.

В доме нашлась вязанка хвороста, и мы вынесли ее во двор. Олег зажег на ладони огонек, который вскоре превратил груду отсыревших веток в жаркий костер. Плотные клубы дыма стелились над самой землей.

Олег сидел у огня, скрестив ноги и закрыв глаза. Казалось, его тело впитывало часть искр, вылетающих из костра. Илва стояла позади моего друга, опершись на его плечи. Но смотрела она на меня. Не мигая и едва заметно улыбаясь. И этот взгляд определенно смущал. Чтобы чем-то заняться, я положил меч на колени и наполовину вынул его из ножен.

– Что такое магия, Бефстроган? – спросил я.

Олег открыл глаза.

– Прекрати меня так называть, – сказал он. – Магия… Трудно объяснить, что это. Я чувствую, как некая волна зажигается внутри меня огнем, поднимается по телу, перетекает в руки. Усилие – и я выпускаю ее на свободу, испытывая приятное опустошение.

– Как в пик любовных отношений, – улыбнулась Илва.

– Э-э-э… Ну да, наверное, – Олег накрыл своей ладонью Илвину у себя на плече и тоже улыбнулся. – Хотя и не настолько приятно. Иногда магия сама рвется на свободу, а порой прячется где-то глубоко, и нужны слова, чтобы ее вызвать. Необходимо сосредоточиться и произносить их мысленно или вслух, обращаясь к внутренней силе.

– Какие слова? – поинтересовался я.

– Лично я говорю то, что приходит в голову. Слова не важны. Главное в это время иметь нужный настрой.

– А если сила не в тебе, а в каком-либо предмете?

Я спрятал меч обратно в ножны.

– Не знаю, – пожал плечами Олег. – Это нужно у заклинателей спрашивать, а не у огненного волшебника. Тем более у самоучки.

Он вдруг сунул правую руку в костер. Я на мгновение испугался. Прошли долгие несколько минут, во время которых мы молчали. Наконец Олег достал раскаленную до свечения руку и поднес к лицу. От его ладони шел дым, и с тонких длинных пальцев, казалось, сбегали капли магмы. Хотя это могла оказаться и кровь.

Олег задумчиво посмотрел на раскрытую ладонь и резко прижал ее к пятну серой кожи у себя на шее. Илва отшатнулась. Запахло горелой плотью. Олег сидел, крепко зажмурившись и сжав губы, из-под его пальцев струился серый дым.