В этот же день вместе с Ромодановским навестил обоих бояр, завел с ними доверительное отношение, отчасти своим влиянием, а больше выработавшимися за последние годы обходительными манерами и умением вести разговоры с приятным собеседнику тоном и вниманием, да и ценные подарки, врученные с обхождением, тоже поспособствовали. У обоих вельмож получил заверения в полном содействию моему предприятию, закрепил их своим внушением особой важности этого дела, а после расстались как давние друзья. Через неделю получил от Ромодановского весточку, царь примет меня с посольством в Кремле в ближайшие дни. Мы уже подготовили к приему нужные сведения и бумаги, грамоту с постановлением Рады, наши предложения, конкретные цифры и выкладки, все разложено по полочкам.
Царь принимал в Грановитой палате, мы, как и послы других государств ожидали вызова в Святых сенях. Здесь все обставлено также, как и прежде, при царе Алексее Михайловиче, те же росписи стен и потолка сценами из Священного писания. Посчитал послов, набралось из двух десятков стран, когда придет наш черед не известно, подьячие дворцового приказа велели ожидать вызова. Прошло несколько часов ожидания, большая часть посольств покинула Кремль и только потом нас пригласили в Большую палату пред очи самодержца. После представления дьяком посольства и нашего низкого поклона царь, совсем еще юный, нет и двадцати лет, милостиво разрешил нам держать речь. Я высказал положенные церемонией приветствие и пожелания здравия, объявил о желании Сечи верно служить государю, передал через помощников дьяка грамоту от имени Рады.
Пока дьяк зачитывал царю нашу грамоту, внимательно следил за монархом и его ближним окружением. Рядом с восседающим на троне молодым правителем расположились его советники, знакомые мне Языков и Иванов, о чем-то говорящие на ухо своему сюзерену на его обращения. По сторонам стояли еще несколько бояр, среди них и Ромодановский, на мой взгляд он едва заметно кивнул головой, мол, все в порядке, не страшись. Мое внимание привлекли ясные и умные глаза на бледном, измученном болезнью лице самодержца, нескрываемый интерес к разбираемому делу. Насколько мне известно, юный царь, в 16 лет занявший престол, отличался редкой тягой к познанию, хорошим образованием, несмотря на свою физическую немощь пытался внести преобразования и реформы в государственном устройстве, устранении местничества, судебном производстве, налогообложении, в армии ввел "полки иноземного строя". Многие его начинания продолжил Петр I, немало бывших советников Федора плодотворно трудились с великим реформатором.
Приходит мысль вмешаться в ход истории с нынешним государем, после его смерти через два года пошла смута с престолонаследием, мятежами, стрелецким бунтом, хованщиной, а потом семилетнее правление сестры, Софьи Алексеевны, регента при малолетних царях Иване и Петре. Умная и честолюбивая Софья принесла стране какое-то успокоение, порядок, но и немало потерь и поражений, отказалась добровольно передать власть подросшим братьям, из-за этого поднялись новые волнения и бунты. Такое будущее русского государства, следовательно и моей Сечи, совсем не привлекает меня, решаюсь идти на крутой поворот нынешней истории. Слабым полем внушаю Федору приязненное и доверительное отношение к нам и нашему делу, к которому он уже склонялся, но все же посчитал не лишним, еще интерес к себе, желание пообщаться со мной наедине, без посторонних.
После кратких переговоров со своими советниками царь обратился ко мне с несколькими вопросами по нашей будущей службе, обязанностям и правам казацкого воинства, его жалованию, я передал монарху свои расчеты и выкладки с пояснениями и доводами. Сразу решения по нашему делу самодержец не вынес, назначил мне прием на следующей неделе, ему нужно время для обдумывания важного и полезного Русскому государству союза с Запорожской Сечью и всем днепровским казачеством. Результат приема у царя ободрил наше посольство, мы с благодарностью за внимание к воинскому братству удалились из кремлевских покоев, осталось дожидаться высочайшего указа. Неделю до следующего приема не стал терять на пустое ожидание, направил своих помощников по приказам решать текущие заботы, сам встречался с нужными людьми из царского окружения, в Посольском приказе, пока за мной не приехал гонец от самого царя, а не дворцового приказа.
Встретил государь меня в Престольной палате, своем рабочем кабинете в Теремном дворце. Здесь царь принимал самых ближних бояр, теперь такую честь оказал мне, удивительную для всех окружающих. Палата богато украшенная, самая красивая из виденных мною в Кремле, в "красном углу" стоит обитое бархатом царское кресле. Когда придворный боярин позвал меня к царю и оставил нас наедине, хозяин кабинета указал мне на лавку рядом, у боковой стены, не стал держать на ногах. После пошла долгая речь о делах в Запорожье, лево- и правобережном гетманствах, взаимных отношениях между казачьими сообществами, конфликтах и Руине между ними. Молодой царь показал на удивление глубокие знания в состоянии дел и раскладе сил в Приднепровье, проведенных воинских компаниях последних лет, даже о моих рейдах в тылу осман, нововведениях в боевом применении. Воинское искусство немало занимало его, он выспрашивал детально о нашем построении, тактике линейной пехоты, редутах, казаках-драгунах, а после поручил мне составить пространный труд по нашему опыту в науку всей армии.
По существу предложения о службе казачества царь согласился с нашими предложениями, но заметил, что казна государства скудна, трудно собираются налоги и пошлины, да и те в немалой мере не доходят из-за казнокрадства в приказах и управах. Тем же стрельцам зачастую задерживают выплату жалования, заменяют другим содержанием - продовольствием, изделиями, нередко им ненужными. Я в ответ на жалобу Федора пообещал подумать, чем помочь, поделился опытом в своих хозяйственных реформах, связанных с получением больших доходов. Мой рассказ заинтересовал монарха в большей степени, чем воинские новшества, о подобном он сам много размышлял, пытаясь выйти из вечной нужды. Мы долго разбирали возможные для всей страны направления реформирования, ожидаемые трудности, первые наметки в долгом и кропотливом пути по их реализации.
После, когда мы обсудили все вопросы и пришли к общему согласию, у меня с царем во многом сложились сходные интересы и мнения, видения сложившейся ситуации, путей решения, перешел к личному делу самого государя, его болезни. Насколько я понял из предварительного обследования, выполненного мной на энергетическом уровне и внутренним видением еще на первом приеме, у царя нарушена иммунная система, разлад в обмене веществ, авитаминоз. В моих силах поправить такие дефекты, мне уже приходилось лечить подобных пациентов, аккуратно воздействуя на гормональные центры в мозжечке головного мозга. На мое заявление, что я лекарь-характерник и могу помочь ему справиться с недугом, Федор застыл, не веря своим ушам. Через некоторое время он с тайной надеждой переспросил:
- Иван Лукьянович, ты и в самом деле можешь излечить меня?
После моего подтверждения он с сомнением высказался:
- Меня лечили самые лучшие лекари как в Москве, так из признанных лекарских столиц, Парижа, Вены, Амстердама, но не смогли справиться, мне становится все хуже. Если твои слова не напраслина и ты сможешь помочь в моей беде, проси, что хочешь, всем буду обязан, вот мое слово.
Отвечаю: - На чужой беде наживаться грех, государь. Выздоровеете, сможете больше принести пользы своей стране и людям, мне этого достаточно. Давайте, я полностью осмотрю Вас, потом решим с лечением, начать можем уже сегодня.
Глава 7
Осмотрел царя здесь же, в Престольной палате, он вызвал колокольчиком постельничего, с его помощью разоблачился и лег на лавку. Худое от истощающего недуга тело смотрелось жалко, каждая косточка выпирает через бледную тонкую кожу, казалось, душа в нем держится едва-едва, дунь посильней и она улетит в небеса. Тем контрастнее на фоне немощной оболочки чувствуется сильный дух юного правителя, его желание жить вопреки уготовленной судьбой несчастной доли. Осмотр провел тщательно, как состояния и тонуса организма в целом, так и каждого составного его элемента, органов и систем. Первоначальный диагноз подтвердился, к нему еще добавился букет других хворей, легче перечислить, что еще осталось здоровым. Поражаюсь, как можно в таком состоянии вести государственную службу, часами сидеть на троне, исполнять какие-либо обязанности, при том терпеть боль и муки. У меня все больше зреет симпатия и сочувствие к Федору, ежедневно совершающему душевный подвиг, не сдающемуся все разрастающемуся недугу, желание помочь ему без какой-либо корысти.
На лечение царя у меня ушло три дня сеансами по два часа. В первый день провел общеукрепляющие процедуры, внутренних ресурсов истощенного организма просто не хватило бы на восстановление многочисленных поврежденных органов. Второй и третий день последовательно, одно за другим, залечивал пострадавшие структуры и связи, ткани и системы, но внести необходимые изменения на генном уровне не смог, наследственные пороки остались. К концу курса состояние пациента разительно улучшилось, приблизилось к нормальному для здорового организма, осталось только ждать, когда он наберется сил. Но уже сейчас Федор мог спокойно вести государеву службу без прежних мучений, радоваться вновь подаренной жизни. Юный самодержец не скрывал чувств от меня, не было границы его довольства и блаженства, так и светился счастьем, не раз благодарил меня и господа за ниспосланную благодать.
Вынужден был огорчить Федора вестью, что у него осталась унаследованная предрасположенность к недугу, возможно новое обострение, придется время от времени повторять курс лечения, да и детям передастся эта беда. Грусть на мгновение вернулась на разом сосредоточившееся лицо монарха, он задумался, но после высказался, у него будет время для осмысления подобной заботы, а пока надо жить и трудиться, насколько хватит подаренного здоровья. Несмотря на мои заверения в бескорыстности деяния, царь здесь же одарил меня златым перстнем, снятым со своей руки, достал из ларца драгоценные украшения с каменьями, вручил их мне, а потом добавил:
- Иван Лукьянович, моя благодарность не в сей позолоте и каменьях, а в душе. Пока буду жив, я в вечном долгу перед тобой, да и образом жизни мы сроднились. Ты мне как брат, твои хлопоты и заботы теперь станут моими, надеюсь и на твою помощь в службе нашей общей стране.
Ответил государю словами признательности и заверениями во всемерном содействии, на том мы простились, довольные друг другом. У меня объявился покровитель на самом высоком уровне, выше некуда, в таком стечении вижу волю Господа, кому я служу по мере своих возможностей.
Через три дня по зову царя прибыл к нему в Кремль, вновь в Престольную палату, он в присутствии ближних бояр собственноручно вручил мне грамоту о принятии Запорожского воинства на службу, а после другую, о пожаловании меня государевым воеводой, окольничим и ближником государя. Практически он уравнял меня по чину с царским наместником в Малороссии, князем Василием Голицыным, назначенным взамен Ромодановского, кстати, в прежней истории, одним из фаворитов Софьи Алексеевны. Даже более того, как ближник, я получил право прямого обращения к государю, минуя своих номинальных руководителей, наместника и начальника Посольского приказа. Такое возвышение вряд ли оставило в покое других бояр, чувствую их удивление непонятному интересу государя к малоизвестному мужу из дальней окраины, зависть и недовольство, хотя внешне никто не высказал этих чувств. Напротив, после речи Федора они с видимым радушием присоединились к поздравлениям, пожелали вести дружбу с новым ближником царя.
В связи с новым назначением и прямой просьбой-приказом царя мне пришлось задержаться в Москве еще на две недели, участвовать в заседании Боярской думы, советах царя со своими ближними боярами, вести долгие беседы с самодержцем по разным вопросам. В первое время я старался не привлекать внимание окружающих, хотя это оказалось невозможным, новое лицо в окружении царя вызвало всеобщий интерес. Бояре и другие чины сами подходили ко мне, затевали витиеватые разговоры, пытались всякими путями выяснить подноготную обо мне. Сам я поддерживал принятый тон, отвечал обходительностью и увертками на попытки дворцовых групп привлечь меня в свой лагерь, сторонников Милославских и Нарышкиных. Мне только не хватало участвовать в их интригах и взаимных кознях, приведших в прежней истории к бунтам и смуте, вряд ли сейчас обстоит иначе.