Петр знал, пока в этом городе хозяйничают французы, его помощь нужна каждому обиженному человеку. Он, граф Петр Безбородко, будет защищать москвичей, потому что у него есть большая сила, и грех перед богом ее не использовать в благом деле. Он повернул к плачущей женщине и тут же наткнулся на белокурую девку, которая сидела на земле и тупо нюхала свою обгоревшую русую косу.

— Ой! — сказала она.

— Твоя барыня плачет? — спросил граф.

— Ой, да. Дочь её тама осталась.

— Где тама?

— А вы что, барин, русский? В доме она горит.

Между тем барыня, увидев Петра, запричитала.

— Родимый, помоги! Не оставь нас!

— Да, хватит тебе, Тамара… — сказал белобрысый человек. — Что ты француза просишь? Унесли девочку люди добрые, что ты.

— И-и-иро-од! — прокричала барыня, обнажив длинные зубы. — Чадо свое не жалко! Стоишь как истукан! — и тут же обратилась к Петру: — Родимый, помоги! Дочь наша там горит!

— Дом-то где? — спросил граф.

Барыня поняла, что незнакомец может помочь. И тут же упала ему в ноги.

— Спа-а-а-а-аси-итель! Быстро, Дуняша, отведи его к дому.

Девка, которая нюхала волосы, вскочила на ноги, высказывая полную щенячью готовность вести графа до места.

На их пути встал часовой, всем видом он показывал, что дальше идти нельзя, спросил, из какого полка.

Петр попросту сломал ему шею. Девка снова ойкнула, но граф сжал ее ладонь, и она своим чутким крестьянским соображением уразумела, что лучше ему подчиниться.

— Вот оно.

Безбородко увидел два флигеля — один почти сгоревший и частично обвалившийся, другой горящий изнутри, но сверху целый.

— Где именно?

— Тот, что сгорел, сестры ихней. От него и перекинулось.