– Хотите оставить за собой последнее слово? Трогательно. С чего вы решили спасать ваше несчастное самолюбие? Вы же просто шестерка.

От последнего оскорбления, брошенного Марсом небрежным тоном, Фабер позеленел и покинул ресторан. Марс поднял бокал.

– Когда дурак уходит со сцены, это стоит обмыть. Тем более у меня теперь есть то, что нужно.

Саша вопросительно поднял брови.

– Этот болван подтвердил то, что я подозревал.

– Вы так считаете?

– У него на роже было написано. Он действительно использовал Конату, чтобы выкрасть дневники. И провалился.

– Так вашего знакомого дипломата не существует?

– Существует. Но он поделился со мной всего лишь слухами. А теперь мы знаем, с чем имеем дело.

– Ключ липовый?

– Это старый ключ от велосипедного замка моей жены.

– А то, что Грасьен пытался убрать Конату, вам кажется убедительным?

– Вполне. Мой друг дипломат был тогда на приеме у Грасьена. Коната тоже. И в тот же вечер он погиб.

– Давно вам об этом известно?

– Несколько дней. Мой приятель – жуткий тугодум. Ему всегда надо тщательно все обдумать, прежде чем поделиться информацией.

– Предположим, Грасьен приказал убить Конату. Если бы не авария, убийство списали бы на военных. Но зачем поджигать шину на шее Киджо? Посреди Парижа это слишком рискованно.

– Метод похож на политические разборки между африканцами. И это сработало. В то время никто не знал, что у Киджо в руках записи Грасьена. Фабер подтвердил мне это, сам того не желая. Он просто умирает, как хочет их заполучить.

Марс всматривался в лицо Дюгена. Потом улыбнулся ему и похлопал по руке:

– Фаберу не откажешь в некоторой логике. Он думает, что мы одни, и он прав. И я знаю, о чем ты думаешь.

– Неужели?