— Ложь! — вскричал Парамон, ударив по столу костьми пальцев. — Чудотворец с неба сошел.

Оба брата стали удивленно смотреть на Парамона, но последний, снова ударив по столу пальцами, с необыкновенной силой повторил:

— С неба сошел, говорю я, Лай-Лай-Обдулай-то… Сам в свои руки принял святыню…

Он выразительно посмотрел на Василия, и начальник Зеленого Рая, соображавший, что «пророк» не шутит, твердо проговорил:

— Да, точно так и было явление сие: с небеси снизошел чудотворец, и видел я, как братец принял святыню в руки.

Петр смотрел на говорившего, удивленно расширив светлые глаза и испытывая страх: лицо Василия оставалось серьезным. Не понимая такой страшной лжи и будучи человеком простым и с умом ограниченным, он невольно проговорил, попеременно поглядывая на обоих правителей Рая:

— Братцы миленькие, мутите вы нарочно голову мою, я полагаю… Припомните же, как мы темными ночами в лесу сколачивали из дерева этого самого чудотворца…

— Лай-Лай-Обдулай — бог! — грозно закричал Парамон, откидываясь на спинку деревянного кресла. — Не к лицу мне, начальнику веры, и неприлично, и с разумом несогласно слышать такое великое надругание над богом — будто он сколочен из досок… Точно стол этот, либо лодочка какая… Клянусь Господом Небесным, что великий чудотворец с неба сошел и, если не так это, пусть все мое тело скорчится, как сухая ветка…

Он смотрел на Петра злыми, сверкающими глазами, и губы его нервно вздрагивали в глумливом смехе. Однако же, хотя он и лгал, но говорить все это его подталкивала какая-то внутренняя потребность — хотелось уверять всех и даже себя самого, что кукла — чудотворец, а он сам не обманщик, а человек, в уме которого мысли — таинственные веления Божии. Сознавать себя не комедиантом, а вдохновенным свыше чрезвычайно подымало его и к тому же отвечало и его положению — начальника веры, реформатора Зеленого Рая. Такая потребность овладевала им постепенно, по мере того, как он с успехом побеждал сомнение обитателей Рая в том, что он избранник небес. И вот незаметно им стало овладевать желание не только казаться им, но и быть на самом деле. Иногда посреди своих дерзких мечтаний он так увлекался, что начинал воображать себя настоящим пророком, вторым Моисеем в Зеленом Раю, и обманы его получали в его глазах иное значение — результат высокого наития. Это тем более казалось возможным, что и Моисей, по его мнению, тоже был большим мошенником и деспотом, дурачащим народ. Такие мысли, однако же, нисколько не мешали ему идти по кругам ада своего развращенного, порочного духа, и в нем никакого не было желания подняться над ним. Здесь, посреди тлетворного растления, веющего с глубины его духа, он чувствовал себя прекрасно, и изобретать способы растлить обитателей деревни доставляло ему особенное злорадное наслаждение.

— Вот видишь, Петенька, братец, — сказал Василий, выслушав страшную клятву Парамона, — наш младший братец сам приял чудотворца в руки. На этом и вера наша в Зеленом Раю. Парамон и еще святынь даст нам немало, надеюсь, потому начальник веры он, и что ни даст — все от Бога. Вот и моя власть с небес: поэтому сечь и прочее буду люто. И такая власть тоже от Бога…

— От Бога, — глухо повторил Петр, и три брата стали пытливо всматриваться друг в друга, не говоря больше ни слова.

Воцарилась тишина. За окнами неистово выла буря и древесные ветви, раскачиваясь в разные стороны, время от времени ударяли в окна, точно пальцы таинственных привидений. Тогда Петр вздрагивал и, взглянув на братьев, начинал беспокойно смотреть на ножи и кинжалы, которыми тесно были испещрены стены. Наблюдая за ним, Василий мрачно проговорил:

— Ножички… Ишь сколько их, кинжальчиков-то, у персиян закупил… Прежде-то не было его… А ныне не обойтись… Ну, чего смотришь так и таращишь глазища…

— Страшно.

— Для этого я и начальник… Чтоб грозой быть… Вот как забунтует Зеленый Рай, всей нашей команде по кинжалику, значит… Лучше нет, как сразу запугать…

— Сам помрешь-то.

— Зароют, — коротко отвечал Василий и насупился.

Опять наступило молчание.

В этот момент старец Демьян, который все время спал с опущенной на грудь белой головой, дрожа всем телом, поднялся с места и, точно видя перед собой привидение, заговорил:

— Ох, окаянный, как ты пристаешь… Ну что ж, что я зарезал мальца… Не держи за волосы головку-то… Кровь стекает… На сапог, на сапог… Тфи-тфи, всего залил меня кровью…