– Но мне бы так хотелось ее выслушать! Кроме того, ведь ваш отец способен при желании заставить даже телефонный справочник звучать как «Война и мир», а уж его личная теория о «Буре» должна быть и впрямь чем-то особенным. Не обращайте на него внимания, сэр Джулиан! Так почему вы считаете, что Корфу подходит на роль острова Просперо?

– Вы изумительная молодая леди, – сказал сэр Джулиан, – и если вам взбредет в голову вырвать мои розы с корнями и унести прочь, я пошлю Адони вам помочь. Нет, по зрелому размышлению, лучше пошлю Макса. Ему будет полезно немножко позаниматься настоящей работой, вместо того чтобы слоняться вокруг в этом лунатическом трансе, в котором, по-моему, живут все музыканты... Кто это сказал, что настоящий мудрец не тот, кто требует, чтобы что-то доказали перед тем, как он в это поверит, а тот, кто готов верить во что угодно, пока это не окажется неправдой? – Не знаю, но на мой слух это звучит определением провидца или гения.

– Все розы, – с чувством заявил сэр Джулиан. – Слышишь, Макс? Моя теория касательно «Бури» – это теория провидца или гения.

– Само собой, – откликнулся сын.

Он все еще сидел на балюстраде, прислонившись к каменной вазе в углу.

Я украдкой изучала его лицо, ища сходство с отцом, но, кроме каких-то самых общих признаков и иногда случайного выражения, ничего не находила. Глаза – черные, а не серые, и глубже посаженные, рот – прямее, все черты менее подвижны. Мне показалось, что в этом лице – в слабых черточках меж бровей, в форме губ – таится какая-то нервозность, а подчеркнутая невыразительность всего, что Гейл-младший говорил и делал, могла объясняться его старанием контролировать свои порывы или просто избежать подражания отцовскому обаянию. Там, где сэр Джулиан, по-видимому, чисто автоматически пускал в ход все свои чары, Макс свои отбрасывал. Мне показалось, что он даже стремится не нравиться, тогда как его отец, сознательно или бессознательно, обладал типично актерским желанием, чтобы его все любили.

– Собственно, у нас нет никаких строгих доказательств, – говорил тем временем сэр Джулиан, – которые связывали бы этот остров с островом из пьесы, во всяком случае – не больше, чем со Схерией[10], островом Одиссея и Навсикаи. Но в обоих случаях существуют достаточно сильные традиционные точки зрения, а когда традиция сильна, разумно предположить, что ее хотя бы стоит исследовать.

– Шлиман и Троя, – пробормотал Макс.

– Именно, – согласился сэр Джулиан и вдруг улыбнулся мне, став очень похожим на сына. – Итак, будучи, подобно Шлиману, гением и провидцем и твердо вознамерившись верить, что Корфу и вправду просперовский остров, я принялся искать тому доказательства.

– И нашли?

– Ну, не то чтобы «доказательства». Это слишком сильное слово. Но когда начинаешь вглядываться, находишь всевозможные заманчивые параллели. Начните с простейшего, с описаний природы острова, если вы можете его припомнить.

– По-моему, припоминаю, причем неплохо. Если не ошибаюсь, в этой пьесе ведь дано куда более детальное описание декораций, чем обычно встречаешь у Шекспира, да?

– Я бы сказал, более детальное, чем где-либо, кроме «Венеры и Адониса». Причем описание, которое можно вылущить из пьесы, вполне подходит к этому острову. Сосны, пашни, плодородие – не так-то много из средиземноморских островов по-настоящему плодородны, знаете ли, – пляжи и пещеры, лаймовые рощи около пещеры Просперо... – Он протянул руку, указывая на группку зелено-золотых деревьев, растущих на южном мысу бок о бок с соснами. – Вон, весь утес у виллы Мэннинга порос лаймом, а остров изъеден пещерами, точно соты. Можете возразить, что все это найдется на любом острове, но вот одного там нет – соляных копей, о которых говорит Калибан, помните?

– А здесь есть?

– Да, под Кориссиа, на юге. Они существуют там уже много веков.

– А как насчет земляных орехов и лещины? Они тут растут?

– Лещина несомненно, и земляные орехи тоже, если он подразумевает английский сорт. А если он имеет в виду трюфели – а я в этом почти уверен, – то да, и они тоже.

– А мартышки? – спросила я неуверенно, словно задав вопрос сомнительного вкуса.

Сэр Джулиан отмел мартышек в сторону.

– Мимолетная забывчивость. Перепутал с Бермудами. Без сомнения, Ариэль много рассказывал о своих странствиях, и бедное чудище запуталось.