– Можно обойти дворами.

Он показал на узкий проход в углу площади, где щербатая лестница уводила вверх, в тень между двумя высокими доками.

Я снова поглядела на притихшую девушку, пассивно ожидавшую возле нас.

– Она пойдет, – заверил Адони, что-то коротко бросил Миранде по-гречески, повернулся ко мне, кивнул и повел меня через площадь, а потом вверх по лестнице.

Миранда пошла следом, держась от нас примерно за шаг.

– С ее стороны было большой ошибкой приходить, – вполголоса сказал: он мне на ухо, – но уж больно она религиозна. Следовало бы ей подождать. Еще и недели не прошло, как он умер.

– А ты хорошо его знал?

– Он был моим другом.

Лицо юноши стало замкнутым, словно этим все сказано. Полагаю, так оно и было.

– Мне очень жаль, – сказала я.

Некоторое время мы шли молча. В переулках не было ни души, если не считать тощих кошек и певчих птиц в клетках на стенах. Тут и там, где, пробиваясь в брешь среди домов, поперек каменной мостовой протягивался поток ослепительного света, жарились на солнышке среди цветущих ноготков пыльные котята или выглядывала в темный дверной проем какая-нибудь дряхлая-предряхлая старуха. В жарком воздухе стоял густой аромат стряпни. Эхо наших шагов гулко отражалось от стен, а с главных улиц доносился смех и шум голосов, приглушенный и невнятный, точно рев реки в далеком ущелье. Вскоре переулок вывел нас на более широкую улицу, окончившуюся длинным пролетом плоских ступеней, спускавшихся вниз мимо небольшой церквушки прямо к портовой площади, где я оставила принадлежавший Фил маленький «фиат».

Здесь тоже было людно, но толпа состояла из разрозненных группок островитян, деловито снующих в поисках попутной машины или обеда. На нас никто не обращал внимания.

Адони, который, по всей видимости, прекрасно знал мою машину, решительно протолкнулся сквозь скопление народа и протянул ко мне руку за ключами.

Почти так же покорно, как Миранда (за все время она не произнесла ни единого слова), я протянула ключи, он открыл машину и усадил девушку на заднее сиденье. Миранда, по-прежнему не поднимая головы, забилась в угол. Я же, отчасти даже забавляясь в душе, гадала, не собирается ли этот самоуверенный молодой человек лично отвезти нас обеих домой – и что подумает по этому поводу Фил, – но он даже попытки такой не сделал. Захлопнул за мной дверцу водителя, а сам устроился рядом.

– Вы уже привыкли к нашему движению?

– О, да.

Если он хотел спросить, привыкла ли я ездить по правой стороне, то да, привыкла. Что же до движения, то в Греции нет ничего, заслуживающего это название; если за одну послеобеденную поездку мне встречался один грузовик и с полдюжины осликов, то на большее рассчитывать не приходилось. Но сегодня окрестности гавани были забиты машинами, и, возможно, именно по этой причине Адони молчал всю дорогу, пока мы выруливали в толпе и выезжали на северную дорогу. Наконец, после того как мы миновали подъем и крутой поворот, впереди показалась пустая дорога, уходящая вдаль между двумя высокими изгородями багряника и асфоделей. Местами она была вся изрыта промоинами, оставшимися после зимних дождей, так что мне приходилось вести автомобиль очень медленно, на третьей скорости, но все равно мотор так и тарахтел. Под прикрытием этого шума я тихонько спросила Адони:

– Миранда и ее мать смогут себя прокормить теперь, после смерти Спиро?

– О них найдется кому позаботиться.

Это было сказано совершенно буднично и с полнейшей уверенностью.