— Ты собрался спасать команду «Буреи»? — разом вспыхнув, с неожиданной для Марта проницательностью, с ходу восхищенным шепотом выпалил Николай, заставив Колычева поперхнуться от неожиданности.

— Хм, откуда такие идеи?

— Разве я не прав? Ты же говорил Зимину, когда капитаны ушли. И после совета вы о чем-то один на один секретничали. А еще я много наблюдал за тобой… Ты всегда веселый перед серьезной дракой.

— Интересно. Ну допустим…, ты с кем-то обсуждал такие варианты?

— Я же не ребенок… Нет, конечно. Но думаю, многие в экипаже рассуждают так же.

— Дела… Да, есть план операции спасательной. Вот только тебе придется остаться. Я не имею права рисковать наследником императора…

— Командир, подожди. Не надо больше ничего говорить. Я тебя понял. И мой ответ — нет.

— Но ты понимаешь, что в таком случае мне придется отказаться от этого дела?

— Нет. Мы обязательно его выполним все вместе.

— Это исключено.

— Март, послушай меня. Во-первых, я дворянин и офицер. И у меня есть честь. Значит, должен быть с вами. Это мой долг и мое право. Любое иное решение равнозначно потери чести. И как мне тогда жить? И еще. Если враг казнит наших парней, это будет равно их победе и полной реабилитации за поражение в Корее. Ведь роль рейдеров тогда была очень высока. Третье, и самое главное. Нельзя позволить японцам просто так безнаказанно убивать русских людей. Это будет пощечина всем Романовым. Лично отцу. И если государь по своим причинам не готов вмешаться, то хотя бы я сделаю, что смогу. Пусть даже мы погибнем и не спасем людей, но перед лицом страны и Бога монархия будет спасена. На нас не будет вины за их гибель. Царь пожертвовал сыном ради защиты своих подданных. А если мы ничего не сделаем, что дальше? Крах. Нас не простят. Ни народ, ни Господь.

Март задумчиво посмотрел на Николая. Чего он никак не ожидал услышать от царевича, так это столь глубоких и серьезных рассуждений. «А ведь он прав…Никак нельзя этого допускать… Да и в чем риск? Все будет ровно».

Было видно, что молодой пилот боится. «Это нормально. Не боятся только дураки и мертвые».Но, несмотря на страх, все равно был готов идти в бой. И что он действительно намерен осознанно пожертвовать собой, если потребуется, допуская такой исход их рейда. Это вызывало чувство глубокого уважения к еще не прошедшему ни одного сражения цесаревичу.

У самого же Колычева внутри бурлила адреналиновая радость. За последние месяцы он изрядно застоялся и накопил много сдерживаемого до поры до времени напряжения, которое теперь готово было выстрелить, как туго до упора натянутая тетива могучего лука.

«Но наследник молодец… крепкий. Даже удивительно. В моем двадцать первом веке мы привыкли к тому, что элиты продажны и трусливы. А тут как в старом добром девятнадцатом. Хотя, ведь в Первую Мировую вполне себе геройски сражались многие аристократы, в том числе и члены семьи Романовых, а в Великую Отечественную дети советской верхушки массово воевали и гибли. Было ведь это, было…»

— Думаю, ты понимаешь, что требования к тебе будут такими же, как и к остальным. Никаких поблажек, ни особого режима, ни безопасности и охраны, — жестко сказал Март желая все же еще раз проверить решимость Николая.

— Я готов. После того, как пришли новички, мы каждый день по несколько часов тренировались вместе на полосе препятствий и на стрельбище. Боцман говорит, что я неплохо стреляю и не совсем пенек… для салаги…

В устах Вахрамеева это были почти высочайшие оценки. Все, что требовалось для понимания, было уже сказано, оставалось подвести итог.

— Что ж, пусть будет так. Ты идешь с нами.