В состоянии благословенного онемения, еще не перешедшем в печаль, Дженнифер за новой проводницей пошла обратно по своим следам. Вниз по коридору, между слепыми дверями и сияющими окнами, где ждали в своих нишах немые святые… Святой Антоний, находящий тех, кто потерян, посмотрел на нее с неизменной улыбкой, но Дженнифер не подняла глаз и тихо шла по широкой лестнице между рядами безмолвных наблюдателей. Святой Франциск, Святая Тереза, Святой Себастьян… Утешение, скрытое в полотнах, осталось невостребованным, Дженнифер на них даже не взглянула. Холл, плавающий в переливах света — золотой, голубой, пурпурный, топазовый… Холодный, заполненный эхом тоннель, дверь часовни. Все проходило мимо, как во сне, и забывалось, как только исчезало.

И потом они вышли из здания, и на них обрушилось сияние цветущего сада.

Если бедность была лейтмотивом зданий монастыря, то сад благоухал богатством. И здесь проявлялся монастырский аскетизм, то есть ни один цветок не рос только ради красоты. Но строгие клумбы под персиковыми деревьями украшали тимьян, лаванда и пурпурный розмарин. Шпалеры персиков и яблонь стояли в серебряных облаках шалфея. Ряд абрикосовых деревьев поддерживал дисциплинированный разгул винограда, ниже аккуратными шпалерами развесились могучие красные помидоры. Два апельсиновых дерева стояли как часовые в конце ограниченной досками тропинки. Симметричные кроны, увешанные сияющими зелеными плодами, больше всего на свете походили на стражей у фантастических ворот в сказочный мир или в сад трав из средневековой книжки. Базилик, вербена, бурачник, шафран, можжевельник, фиалки для облегчения сердечных болезней, иссоп, мята… В воздухе витал запах специй и горячей земли, аромат соснового леса сонно смешивался с лавандой. Не пела ни одна птица, но воздух гудел от пчел.

Ничего этого не воспринимали ни Дженнифер, ни ее черная проводница, которая, наверняка по крайне убедительным для себя причинам, проходила между деревьев с опущенными глазами и молча. Как призраки, они двигались по тропе к железным воротам в восточной стене сада. Но прежде, чем они достигли их, что-то разбудило Дженнифер, вывело из оцепенения. Может быть, пчела пролетела слишком близко к щеке, или яркая ящерица мелькнула через дорожку, или спелый абрикос упал в травы… Девушка замедлила шаги. «Сестра, пожалуйста…»

Женщина обернулась. Белые руки снова спрятались, но рубин успел сверкнуть на солнце. Тень персикового дерева рисовала узоры на черной рясе, набрасывала вуаль на лицо. «Пожалуйста, — произнесла Дженнифер, удерживая монахиню жестом. — Пожалуйста, расскажите мне подробнее… Видите ли, это шок… Я бы хотела узнать, что случилось».

«Что вы хотите знать?»

При таких обстоятельствах вопрос казался несколько странным, но холодный голос, да и вообще вся внешность этой женщины и ее безразличная манера держаться, делали его просто оскорблением. Здоровая злость прорвалась через онемение печали Дженнифер. Она сказала горячо: «Ничего себе вопрос! Все я хочу знать! Я тут, чтобы увидеться с кузиной. Последний раз она писала три недели назад и просила приехать. Сначала мне вообще ничего о ней не говорят, а потом вы заявляете, что она умерла, и думаете, что этого достаточно! Вам не кажется, что я имею право знать, как она умерла, и почему никому из ее родственников не сообщили о смерти?»

Монахиня слушала неподвижно, наклонив голову, но ничто в ее поведении не говорило о смирении и покорности. У Дженнифер создалось впечатление, что испанка предается срочным и неприятным расчетам и размышлениям. Но, что бы ни происходило в ее голове, привело это к изменению образа действий. Когда Дженнифер замолчала, монахиня оказалась вполне готовой предоставлять любую информацию, даже почти хотела дать такой полный отчет, чтобы не оставалось никаких вопросов.

«Она умерла от воспаления легких после автомобильной катастрофы, которая произошла, когда она направлялась сюда из Бордо, тринадцатого июня. Она выехала в плохой день, после периода сильных дождей. Был очень ветреный вечер, несчастный случай произошел неподалеку от Гаварни. Предполагается, что камни и грязь над дорогой размыло дождем, в любом случае лавина из камней и мелких обломков столкнула машину с обрыва. Она…»

«Минуточку. Что значит «предполагается»? Вы не знаете, как произошел несчастный случай? Если Джил… Если мадам Ламартин умерла от воспаления легких после катастрофы, она, наверняка, могла рассказать обо всем сама?»

«Но нет. Она ничего не рассказывала. Это была ужасная ночь. Когда машина свалилась с обрыва, мадам была ранена и избита, но избежала серьезных увечий. Ущелье не глубокое. Как все произошло, никто не видел. Она сумела добраться сюда без помощи, но это долгий путь. В такую ужасную погоду… — Руки в черных рукавах слабо шевельнулись. — Она добралась до ворот совершенно истощенной и измученной. Мы положили ее в кровать, но шок лишил ее сил, и на следующий день у нее началась лихорадка. После этого все произошло быстро. Она умерла спустя восемь дней, во вторник. Мы сделали все, что смогли». «Не понимаю… Где, вы сказали, это случилось?» «Примерно на шесть километров ниже Гаварни». «Тогда почему она не обратилась в Гаварни за помощью? Почему она так стремилась сюда? Она не проходила через деревню? И ее никто не видел?»

Возбуждение и потрясение изменили голос Дженнифер, быстрые вопросы звучали, как обвинение, но монахиня не реагировала на интонации и оттенки, смотрела в землю и говорила ровно. «На этот вопрос я не могу ответить, сеньорита. Почему она так поступила, я не знаю. Факт остается фактом — она не обратилась в деревню за помощью, а добралась сюда одна. Возможно, вследствие несчастного случая, она помнила только о месте, куда направлялась. Добираясь до ворот, она насквозь промокла и теряла сознание. Уже был нанесен вред, от которого она умерла». «Понимаю… Вы, конечно, вызывали доктора?» «Разумеется. — Черные глаза наконец-то поднялись, в них появилось несомненное раздражение, но женщина продолжала так же ровно: — Видит Бог, мы сделали все возможное, сеньорита, у нас есть некоторый опыт такой деятельности. Доктор сказал, что она не могла попасть в лучшие руки. — Она остановилась, потом добавила: — Отец Ансельм был с ней в конце. Он скажет вам, что она умерла с миром».

Вокруг в тихом саду поднимались тысячи целебных запахов цветов и листьев. Гнев Дженнифер затухал, она почувствовала, что ей стыдно и сказала импульсивно: «Извините, сестра, я не собиралась обвинять вас в том, что вы плохо ухаживали за кузиной. Уверена, что было сделано все необходимое. Простите, у меня шок, и я до сих пор не могу в это окончательно поверить. Кажется невозможным, чтобы Джиллиан…» Она замолчала.

Улыбка появилась в углах тонких губ и исчезла. Когда монахиня заговорила, голос показался не таким холодным, даже приобрел мягкость. «Понимаю, сеньорита, поверьте, понимаю. Это для вас нелегко. Возможно, я сообщила вам слишком прямо, здесь, видите ли, мы привыкаем принимать смерть и не рассматриваем ее как трагедию. Нам трудно вспомнить, что у вас смерть вызывает только скорбь».

«Вы, конечно, совершенно правы, и я все поняла бы, если бы новости не были такими неожиданными. Но я приехала издалека, с нетерпением ждала встречи с кузиной в конце путешествия… Мы давно не виделись, и много накопилось слов. Отчасти и поэтому, это так… Все разбилось вдребезги. Если бы только знать заранее…»

«Но это было невозможно. Я вам сказала, что она была больна, в лихорадке. Ничего не говорила о себе и семье. Если бы мы знали, что существуют родственники, мы бы конечно дали знать, но она ни о ком не вспоминала».

«Да, конечно. Вы это сказали, я только… думала, что вы могли обнаружить что-то в ее бумагах, может, мое письмо…» «Ничего не было».