– Пришёл тебя порадовать, Дон Николаевич, – сказал Миронов и протянул мне маленькую папочку, которую он достал из большой кожаной папки, которую держал под рукой.
– В такую папку легко вместится портативный магнитофон, – подумал я, – были сообщения, что американские специалисты придумали способ записи магнитных колебаний на магнитную проволоку, что позволит создавать миниатюрные магнитофоны с возможностью многочасовой звукозаписи. Так что, возможно, что там лежит такой магнитофон. Ну и пусть лежит.
Я открыл папочку и увидел в ней два листочка с отпечатанным типографским способом текстом. Приказ председателя Комитета государственной безопасности при Совете министров СССР генерала армии Серова Ивана Александровича о присвоении звания полковника Казанову Дону Николаевичу, оперативному сотруднику Первого главного управления КГБ при СМ СССР. Второй листок – Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении полковника Казанова Д. Н. орденом Отечественной войны первой степени за подвиги, совершенные им в период выполнения специальных заданий в тылу врага.
– Ну, как, доволен? – спросил меня Миронов. Его сияющий вид говорил о том, что и у него дела вроде бы как налаживаются и он уже не бывший зэк, а официальный сотрудник всесильных органов коммунистического режима. Вернулся в строй для выполнения всех порученных ему задач и благодарный за то, что с него сняли все обвинения и выпустили на волю без всяких извинений.
– Слава Богу, что не расстреляли, – думал каждый освобождённый и готов был отдать душу и свою жизнь за родную Коммунистическую партию, которая не только карает, но и милует.
Конечно, приятно, что твои заслуги ценят и на родине, да вот только чувство недоверия к большевистскому режиму у меня никак не проходило. Коммунисты не могут перестроиться по приказу, это фанатики с внутренними убеждениями, которые ради этих убеждений не пожалеют ни мать, ни отца, ни брата.
– А у тебя как? – спросил я.
– И у меня тоже все нормально, – сказал мой собеседник, – мне вернули воинское звание, ордена и восстановили в партии.
– Поздравляю, – сказал я, – не терпится, наверное, пойти на партийное собрание послушать какой-нибудь доклад о текущем моменте?
– Ну, ты и вражина, – без злобы сказал Миронов. – Доклад о текущем моменте – это все равно, что тактическое или оперативное ориентирование личного состава перед предстоящим боем…
– Ты вот лучше мне скажи, – перебил я его, – когда в СССР начнётся нормальная жизнь, а не битва за что-либо? За урожай, за план, за встречный план…
– Ты брось эти антисоветские разговоры, – вдруг посерьёзнел Миронов, указывая пальцем на папку и подтверждая мои подозрения о наличии там магнитофона.
– Не сердись, – примирительно сказал я, – это я так, перечислил тезисы статей в западной прессе о жизни в Советском Союзе.
– Ладно, проехали, – сказал Миронов, – я сейчас буду твоим куратором, как и прежде. Буду поддерживать с тобой связь. А сейчас поподробнее расскажи о том майоре, Герое Советского Союза и о его дружке.
Я знал, что эта информация будет признана первостепенной по важности. Наличие предателя в своих кругах – это очень серьёзно. Любая разведка не пожалеет никаких сумм и никаких благ для получения такого источника в рядах противника номер один. Это все равно будет дешевле затратных военных приготовлений, когда можно за пару тысяч фунтов стерлингов решить то, на что потребуются миллиарды. Поэтому я со всеми подробностями рассказал о нашей встрече в вагоне-ресторане, о его друге Володьке и личности человека, сопровождавшего майора.
– Посмотри на фотографию, это он? – спросил меня Миронов, протягивая фото военного в парадной форме старого образца с «катушками» в петлицах и с орденами на груди.
– Он, – сказал я, – нисколько не изменился.
– Тебе спасибо, – сказал мой куратор, – контрразведка разберётся со всеми подробностями. Если он тебе встретится ещё раз, попробуй выйти с ним на контакт, никаких выяснений информации, просто встреча двух соотечественников. А там и мы подключимся. Связь оставим такую же, какая была во время войны. Я – Мария, ты – Фред. Кодовой таблицей будет Декларация независимости США. Короткая. Буквы все есть. И подозрений никаких, наоборот скажут, смотрите-ка, ай лав юэса. А тебе новое поручение. Иди по следам Гитлера. Найди их. Это важное политическое дело. Не могут они скрыться от правосудия. Оказывается, и у нас есть последователи Гитлера, особенно в национальных территориях. При необходимости связи в стране пребывания в их центральной газете дай объявление о поздравлении Марии с полувековым юбилеем. Именно с «полувековым», чтобы это поняли наши сотрудники в посольстве. Кстати, ты в России не хочешь побывать?
– Побывать в России, – переспросил я, медля с ответом и готовя ответ для магнитофона, – обязательно побываю, только вот разберёмся с нашими врагами, – в духе пролетарского интернационализма ответил я.
Мы доели заказанные блюда и разошлись в разные стороны. Побываю ли я ещё в Росси? Не знаю, но хотелось бы, хотя в России никогда не исчезнет опасность массовых репрессий, если они законодательно не будут осуждены и, если государство не будет защищать права всех без исключения людей.