Я перевела дыхание.
— Зря, Бив. Я к тебе не вернусь. Придется тебе с этим смириться.
Его глаза сузились.
— А теперь послушай меня, детка, — рассудительно сказал он. — Да, я перегнул. Я настоящий паршивец. Но я же извинился, сказал, что очень раскаиваюсь. Что мне еще сделать? Это никогда больше не повторится. Пожалуй, это я могу тебе обещать. Ты такая мягкая, снисходительная, терпеливая…
— Хватит, Бив, пожалуйста, хватит, — прервала я его заклинания. — Это все не имеет смысла. Мы это все уже проходили, и не раз. Ты говорил, что раскаиваешься, я прощала тебя, но вскоре все повторялось снова. Я так больше не могу.
— И не надо. Я же тебе говорю, это больше не повторится. Ты же всегда меня прощала, милая, почему ты стала такой безжалостной?
— Дело не в том, чтобы простить! — почти кричала я. — Пойми ты наконец! Между нами все кончено, все-все. Тебе самому с этим не справиться. Может быть, тебе нужен врач. Не знаю. Мне очень жаль, что ты проделал такой путь, но придется тебе с этим смириться. Я любила тебя, но больше не люблю и никогда не полюблю снова.
Пока я говорила, его лицо наливалось багровым румянцем. В глазах блеснул странный, дикий огонек. Я и раньше видела его таким, когда он сердился на меня, но в такую ярость он не приходил еще никогда. Я отступила еще дальше назад. К счастью, неподалеку гуляли еще какие-то люди. Не накинется же он на меня на глазах у свидетелей? Он хрипло выдавил:
— Это все твоя мать, старая стерва. Это она уговорила тебя, да? Она меня сразу возненавидела, все хотела тебя отобрать и вот, кажется, добилась своего…
— Мама здесь ни при чем. Я сама так решила, сама. Мои чувства к тебе изменились. Возвращайся домой, Бив. Оставь меня в покое. Ты напрасно теряешь время.
Я повернулась и заспешила по дороге, отчаянно припоминая, где же я оставила машину Мел, но через несколько шагов он нагнал меня, схватил за плечи и развернул лицом к себе.
— Ах так, значит, думаешь, избавилась от меня, да? И все из-за того, что мы слегка повздорили и я дал себе волю? Но ты же принадлежишь мне. Ты клялась, что никогда меня не покинешь…
— Знаю, мне очень жаль, но все изменилось. Изменилась я.
— А я — нет. Я хочу тебя, ты — моя. — Его пальцы впились мне в руку. — У тебя есть кто-то еще? — требовательно спросил он, заглядывая мне в глаза. — Ты поэтому хочешь уйти? Если все дело в этом… Никому тебя не отдам… Лучше убью.
— Да нет у меня никого, — выкрикнула я. Он на мгновение расслабился, безумный огонь во взгляде поугас.
— Тогда ладно, Айрис. Я дам тебе время остынуть и пораскинуть мозгами. Вот соскучишься по мне, тогда и вернусь. Приеду и заберу тебя домой, а уж там…
Задыхаясь, я вырвалась и побежала прочь. Все равно, что он думает, чего он хочет. Мне хотелось умчаться подальше от его угроз и требований. Я неслась по набережной, время от времени оглядываясь через плечо; слава Богу, его не было видно.
Я заметила, какими удивленными взглядами провожают меня прохожие, но мне было не до них. Мне хотелось обратно, к Брон и… и к Карлу. Шестым чувством я угадывала: Карл не даст меня в обиду Биву. Если будет нужно, он всегда меня защитит. Моя семья мне поможет и спасет от всех врагов.
Добежав до машины, я порылась в сумке в поисках ключей и плюхнулась на сиденье водителя. Меня преследовал отчаянный страх, что Биван передумает и бросится за мной и попробует забрать с собой в Англию прямо сейчас. Я была слишком напугана и потрясена, чтобы осознать, насколько это дико. В конце концов, мой паспорт лежал у меня в спальне, в Хай-Вайнс.
Я рванула машину с места. Поворачивая за угол, на дорогу из города, я заметила краем глаза красную спортивную машину, припаркованную у тротуара. В нее садилась Николь Блейк, дверцу придерживал мужчина, и я внимательно его рассмотрела. Не старый, не пузатый, даже не седой. На нем был голубой свитер с закатанными до локтей рукавами и серые брюки. Волнистые светло-рыжие волосы и такой загар, словно он только что с тихоокеанского пляжа… или из солярия. Так вот он какой, Патрис Шарбонье! Господи помилуй, бедный Стив! Я прибавила скорости, меня трясло и подташнивало. Вскоре я остановилась под какими-то деревьями, уронила голову на руки, лежавшие на руле, и дала волю слезам.