Да, любопытства Эндрю не занимать. Несомненно, он до чертиков рад, что его соперница сошла с дистанции в гонке за право выступить с прощальной речью: кукла вуду, олицетворяющая Спенсер, которую – она была уверена в этом – Кэмпбелл держал под кроватью, наконец-то сделала свое дело. Вероятно, он также считал случившееся возмездием за то, что девушка бросила его на благотворительном вечере «Фокси», куда сама же и пригласила.

– Меня вызвали к директору, – ледяным тоном объяснила Спенсер, отчаянно надеясь, что там ее не ждут плохие новости. Она ускорила шаг, стуча массивными каблуками сапог по гладкому деревянному полу.

– Я тоже туда, – сказал Эндрю, идя с ней рядом. – Мистер Розен хочет расспросить меня о поездке в Грецию, где я побывал на каникулах. – Мистер Розен являлся руководителем «Модели ООН»[10]. – Я ездил с Филадельфийским клубом молодых лидеров. Думал, ты тоже поедешь.

Спенсер хотелось отхлестать Эндрю по его румяным щекам. После скандала с «Золотой орхидеей» ФКМЛ – эта аббревиатура у Спенсер всегда ассоциировалась с отхаркиванием мокроты – сразу же исключил ее из своих рядов. И Эндрю наверняка об этом знал.

– Там возник конфликт интересов, – холодно ответила она. В принципе, так и было: ей пришлось «охранять» дом, пока родители отдыхали на горнолыжном курорте Бивер-Крик в Колорадо. Они и не подумали позвать ее с собой.

– О, – Эндрю с любопытством воззрился на нее. – Что-то… не так?

В изумлении Спенсер резко остановилась и всплеснула руками.

– Естественно. Все не так. Теперь доволен?

Эндрю отпрянул от нее, захлопав глазами. Постепенно на его лице отразилось понимание.

– Уф. «Золотая орхидея»… Совсем забыл. – Он зажмурился. – Ну и кретин же я.

– Ладно. – Спенсер стиснула зубы. Неужто Эндрю и впрямь забыл о том, что с ней произошло? Лучше бы уж все каникулы злорадствовал, и то было бы не так обидно. Она сердито смотрела на аккуратно вырезанную снежинку, висевшую над фонтанчиком для инвалидов. Эндрю тоже раньше мастерски вырезал снежинки. Даже в младших классах между ними существовало личное соперничество. Они во всем старались превзойти друг друга.

– Просто вылетело из головы, – признался Эндрю. Его голос звучал все пронзительнее. – То-то я удивился, когда не увидел тебя в Греции. Жаль, что ты не поехала. Среди тех, кто там был, не нашлось ни одного очень… даже не знаю… Умного. Интересного.

Спенсер теребила кожаные кисточки на своей сумке. За последнее время она не слышала таких приятных слов в свой адрес, тем более невыносимым было то, что произнес их Эндрю.

– Мне нужно идти. – Она поспешила по коридору к кабинету директора.

– Он тебя ждет, – сказала секретарь, едва Спенсер влетела в стеклянные двери приемной. По пути к кабинету Эпплтона девушка миновала большую акулу из папье-маше, которую везли на платформе во время прошлогоднего парада в честь Дня учредителя. Интересно, что нужно от нее Эпплтону? Может, он осознал, что обошелся с ней слишком строго, и теперь готов извиниться? Может, решил восстановить ее в должности президента класса или дать добро на то, чтобы она все-таки играла в спектакле? В театральном кружке собирались ставить «Бурю», но прямо перед зимними каникулами администрация школы заявила главному режиссеру Кристоферу Бриггсу, что для изображения бури нельзя использовать на сцене воду и пиротехнические средства. Кристофер, разбушевавшись, навсегда распрощался с «Бурей» и принялся подбирать исполнителей для постановки «Гамлета». Все только начали учить новые роли, и Спенсер по большому счету не пропустила ни одной репетиции.

Аккуратно закрыв за собой дверь кабинета Эпплтона, она повернулась и остолбенела. В кожаных креслах с жесткими спинками сидели бок о бок ее родители. На Веронике Хастингс было черное шерстяное платье. Волосы она убрала с лица и перетянула бархатной лентой; само лицо было опухшим и красным от слез. Питер Хастингс, в костюме-тройке и начищенных до блеска туфлях, так крепко стискивал зубы, что казалось, будто кожа на его лице вот-вот лопнет.

– А, – произнес Эпплтон, поднимаясь из-за стола. – Я вас оставлю. – Он вышел из кабинета и закрыл за собой дверь.

От воцарившейся тишины у Спенсер зазвенело в ушах.

– Ч-что случилось? – спросила она, медленно опускаясь на стул.

Отец смущенно заерзал в кресле.