— Сей момент, Иван Ильич, — браво отвечал вояка. Он один из нижних чинов мог позволить себе называть обер-офицеров по имени-отчеству. И выдал требуемое.

Пистолет вызывал уважение. Поручик покачал на ладони почти девятьсот граммов смертоносного металла — двадцатисантиметровый, покрытый тёмным строгим воронением, с экономными и по-своему изящными очертаниями. Очень удобная, ухватистая рукоятка с ребристыми накладками, ударно-спусковой механизм куркового типа, калибр девять миллиметров под патрон «парабеллум». Солидно. Но главное, магазин на тринадцать патронов. Возможность долго стрелять, не перезаряжаясь, дорогого стоит. Порой — жизни. Ни один другой тип современных пистолетов, не говоря уже о револьверах, подобной щедростью не обладал.

Поручик вскинул оружие, прицелился. Сухо щёлкнул курок. Всё удобно, сподручно, спуск мягкий. Бельгийский браунинг тридцать пятого года, известный во всём мире как модель «Хай пауэр». Выбор сделан, осталось только пристрелять.

— Хорошая вещь, — подтвердил его мысли Степаныч. — И в бою не подведёт, и конструкция несложная.

Про конструкцию — это он правильно. Хорошо известно, чем проще, тем надёжнее и приятнее. До последнего времени гренадеры пользовались наганами. Револьвер считался проверенным и эффективным оружием со времён борьбы с большевиками. Однако противник активно пользовался другими системами. Кольт сумасшедшего калибра за двенадцать миллиметров, называемый по-американски «сорок пятый», вальтер модели П-38 или такие вот браунинги. Да и люгер П-08, более известный как парабеллум, хоть и старый знакомый, но по характеристикам тоже превосходил знаменитый наган.

Ветерана признали устаревшим. Командование предложило гренадерам опробовать образцы зарубежного оружия. Мол, нужно шагать в ногу со временем. Отечественный пистолет тульских оружейников Трояновского и Титаренко, прозванный в войсках «три-тэ», обладал хорошей пробивной способностью, но малым останавливающим действием. Гренадерам же был выгоднее как раз второй эффект.

В скоротечных схватках и диверсионных вылазках, для которых эти бойцы предназначались, нужно или резать по-тихому, чтоб никто ни звука не услышал, или бить громко, но наверняка, когда попадание сбивает противника с ног. Кольт это проделывал ещё эффектнее, но он поручику не понравился — громоздкий, тяжёлый, громкий. Грубое оружие, таким ворон хорошо на поле гонять. Вальтер неплох, но вот браунинг понравился больше. Так бывает — не только ты выбираешь оружие, но и оно тебя. Уж не говоря о тринадцати патронах в магазине.

Строго говоря, перевооружение затронуло не только гренадеров. Недавно привезли партию пистолетов-пулемётов Говорова, моментально прозванных «говорунами». Оружие предназначалось для стрелковых подразделений, в составе которых, начиная со взводов, теперь выделялись отделения автоматчиков. Серьёзная машинка весом около пяти килограммов и с высокой скорострельностью.

Гренадеры попробовали «говоруна», похвалили боевые качества нового оружия, но для своих нужд забраковали. Велик больно и тяжёл. А вот «Фёдоров-6» понравился всем несказанно. Излюбленная «пятёрочка» — предшествующая модель «Фёдоров-5» — была хороша и привычна, но сложна в разборке-сборке и капризна, как девушка. Содержать её приходилось в исключительной чистоте, чтоб не подвела в нужный момент.

Опять же, боевую скорострельность имела много ниже технической из-за малой ёмкости магазина. Радовала прицельная дальность выстрела, но в тройках имелись снайперы, и, если задание того требовало, они брали трёхлинейку с оптикой. Надёжнее старой доброй винтовки Мосина в этом плане ничего пока не придумали.

Однако гренадерам требовалось хорошее оружие ближнего боя. И вот — «шестёрка». Уменьшенный патрон позволял выстреливать в бою очередями сто пуль в минуту и поражать на дистанции до четырёхсот метров. При этом «шестёрка» была короче пятой модели, легче и удобней, проще и надёжней. Наконец, автомат имел откидной приклад и штык-нож:.

Гренадеры носились с оружием, словно дети малые с новыми, только что подаренными игрушками. Разбирали, собирали, часами проводили на стрельбище, дырявя мишени. Со стороны посмотреть — игра, но на самом деле иначе и быть не может. Пока оружие не станет своим, привычным для руки и глаза, толку от самого лучшего ствола немного. Нужно прирасти к пистолету или автомату, сродниться с ними. Недаром у гренадеров всё оружие было индивидуально подобрано.

В экстремальной ситуации скоротечного боя всё решают рефлексы. Вот их и нарабатывают на стрельбищах, полосах препятствий, в особом учебном городке, где разбросаны двух- и трёхэтажные пустые строения, предназначенные для учебных штурмов в условиях максимально приближенных к боевым. Словно памятники солдатскому усердию стоят: старый танк, весь в языках копоти, и грузовик, усеянный, как решето, сотнями пулевых отверстий.

Впрочем, у поручика Ивана Ильича Саблина, командира первого взвода третьей роты Отдельного гренадерского батальона Третьей гвардейской дивизии, боевой опыт имелся. Довелось поучаствовать в событиях на озере Хасан и на границе Чехословакии с Австрией, ставшей тогда территорией Рейха. События тех дней жили в памяти весь остаток осени и всю зиму в придачу. Надпоручик Чехословенской Армады Милан Блажек, симпатичный чех, храбрый солдат и честный человек. Гауптман Карл Дитмар, командир ударной группы вермахта. Боксёрское состязание, устроенное Саблиным, чтобы отвлечь внимание немцев и в конце концов пленить.

Саблину ночами снился этот ринг, жёсткие, точные удары Дитмара. Порой казалось, он физически ощущает их на лице и плечах. И последние слова гауптмана: «Ты опять нокаутировал меня, русский. Но это не конец…»

Что ж, может, ты и прав «ганс», который на самом деле Карл. События-то вон как повернулись.

А потом случилось предательство. Храбрый солдат и честный человек Милан Блажек чуть не плакал, прятал глаза — извини, Иван, не моя вина… Президент Чехословакии Бенеш отдал Судетскую область Рейху. Гитлеровцев отпустили, вернув оружие.

И вот тренировочный лагерь под Уманью, затерянный, спрятанный между полей и перелесков. Закатилась осень тридцать восьмого, кончился и сам год, наступил тридцать девятый. Зиму взвод провёл как в спячке. Тренировались, конечно: зимние стрельбы, марш-броски. И боксировали в оборудованном зале. Бокс набирал популярность в войсках, особенно среди гренадеров. А, учитывая то, что в лагере собирались бойцы из отдельных батальонов разных дивизий и корпусов, посоревноваться было с кем.

Саблин считался хорошим боксёром. В своё время был чемпионом кадетского корпуса, да и в Александровском ходил не в последних. О его бое с тевтоном прослышали, часто вызывали на спарринги и поединки. В спортивном зале Иван Ильич оживал, становился быстрым и сильным. Но вот в остальное время свои обязанности выполнял как-то вполсилы, словно нехотя. Будто присутствовала в теле, а больше того в душе, постоянная сонливость и заторможенность. Уснувшая душа — тяжёлая штука. Служба, столь необходимая, добровольно выбранная и желанная, как невеста, без которой, казалось ещё недавно, и жить невозможно, стала вдруг скучной и тяжёлой повинностью, которую и бросить нельзя, и тянуть еле сил достаёт.

Саблин удивлялся себе, бранил себя и понукал, но ничего изменить не мог. Видно, провальное последнее задание оставило в душе поручика неизгладимый след. Так казалось.