– Как ты смеешь так говорить? А еще строишь из себя цвет общества. Во-первых, я бы без тебя не пропала, а во-вторых, ты без меня тоже не состоялся бы. Многие двери открывались перед тобой именно благодаря мне, – твоей, как ты сказал, кукле.
В припадке ярости я оттолкнул лодку от берега и направил в море, оставив жену на берегу. Я не мыслил ничего дурного, просто хотел успокоиться в одиночестве. Но то, что произошло потом, повергло меня в ужас. Наташа впала в истерику. Стоя на коленях, она молотила руками по воде, кричала и причитала так, как будто наступил конец света. И вдруг я вспомнил, что она не умеет плавать! А с мыса попасть на землю нельзя. Отвесные скалы буквально заходят в море, и есть только крошечный кусочек суши, омываемый волнами. Я развернул лодку и пошел прямо на Наталью. Вытолкнув лодку на берег, подхватил жену на руки и стал целовать, шепча ласковые слова, которые только приходили на ум. Но она была невменяема. Билась в конвульсиях и ничего не слышала. Я поставил ее на землю и ударил ладонью по лицу. Наташа замолкла и уставилась на меня каким-то стеклянным взглядом. Я бросился ее обнимать, приговаривая:
– Прости! Прости, я больше никогда себе этого не позволю.
– Ты только что это позволил, – тихо прошептала Наташа и расхохоталась.
Ее истерический хохот рвал перепонки…»
Феликса начал бить озноб. Каждая клеточка забилась в пульсациях. Крыса, огромная крыса с выпученными глазами и острыми зубами стояла перед ним и что-то говорила быстро и много, жестикулируя лапами…
Его ноги стали ватными, сознание уже не могло удерживать непослушное тело и потухло, спрятавшись в глубине закрывающихся глаз…
– Григорий! Его не трогать, сам сдохнет, – сказала Королева, подозвав своих опричников.
– Посмотри, Митяй, может, Барин помер от натуги мозга? Слабак.
– Нет, дышит. Даже жалко. Теперь мороки с ним не оберешься. А если? Григорий Михалыч, давай мы ему поможем?
– Мадам сказала его не трогать. Узнает, что мы руки приложили, окажемся здесь, только без памятника. Сам сдохнет. Только давай оттащим подальше.
Прошлое – это то, что всегда с нами под одеждами нового времени
Метаморфозы произошли в Анне сами по себе, не спрашивая разрешения и не показывая пропуска. Она очнулась, почувствовав на себе чей-то взгляд. Это был Петр.
Уже через сутки она нашла в себе силы не только убраться в помещении, но и приготовить еду. Они вместе поели. Мысли еще путались, но Анна чувствовала, что душа начинает оттаивать, правда, разговаривать пока еще не могла. Возможно, молчание лечит.
– Как хорошо, что ты вернулась. Это главное. Остальное приложится. Одевайся. Я тебе кое-что покажу. Пойдем, – позвал ее Петр, и они вышли на воздух, а через полчаса стояли у могилы.
– Аня, здесь я похоронил твое прошлое…
На деревянном кресте была табличка с ее именем. Она смотрела на нее, и на глаза стали наворачиваться слезы. Так плачут по ушедшему без времени хорошему человеку. Слезы текли и вымывали из ее души застарелые куски грязи. Чем дольше она плакала, глядя на табличку со своим именем и краткой информацией «родилась – умерла», тем явственнее осознавала, что еще и не жила вовсе.
«И все-таки Бог меня любит, только поэтому я еще жива», – решила Анна и с этого дня стала регулярно ходить на «свою» могилку.
Петр, а как оказалось – Глеб, так звали Аниного спасителя, похоронил ее рядом с молодой березкой. Она видела, что ему еще хуже, чем ей, потому молчала. Она теперь часто молчала. Разговаривала только с собой и своим упокоенным прошлым.
А вчера, спрятав лицо, чтобы не быть узнанной, она наблюдала за похоронами и красивой женщиной у свежей могилы. А когда собралась уходить, увидела Зло из прошлого, бывшего мужа, который подвел к красивой женщине мужчину. Аня видела, как красавица убивала его словами. Пусть было не слышно слов, но мимика и жестикуляция точно раскрывали их смысл, подобный выстрелу в упор. Мужчина покачнулся и упал. Красавица что-то приказала Григорию и ушла. А когда тот пнул мужчину в бок, Анне показалось, что пнули ее саму. Она вдруг поняла, что вернулась к жизни и стала другой, сильной. Зла она больше не боялась.