Рядом со мной стояла Татьяна. Ну вот, вовремя пришла… Я по-глупому развела руками:

— Вот, с балкона упал…

Татьяна понимающе кивнула.

— Равновесия не удержал, — продолжила я. — Он сексом чересчур много занимался. А потом ему плохо стало. Он вышел на балкон покурить. Видимо, голова закружилась… Сама понимаешь, в таком возрасте всякое может случиться…

Татьяна не проронила ни слова. В любой момент со мной могла приключиться истерика.

— Я его не убивала! Он сам упал… Я тут ни при чем… Я смотрю, его нет. А я как раз в душ ходила. Подмыться. Захожу в комнату, думаю, куда это Шурик подевался? А потом вышла на улицу и увидела, что он под балконом лежит.

— Ну, понятно, — наконец сказала Татьяна и перевернула труп.

На лице Шурика застыла гримаса ужаса. Похлопав его по щекам, Татьяна безразлично изрекла:

— Он мертв.

— Ты уверена?

— Вполне. Если хочешь, можешь проверить пульс.

Проверять пульс у меня не было желания.

— Странно, — сказала я. — Ведь здесь всего третий этаж…

— Дом-то высокий, третий — как пятый.

Татьяна не вызывала у меня особого доверия. Сейчас она позвонит в милицию и расскажет о том, что случилось с хозяином. На мои руки наденут наручники и увезут в неизвестном направлении. Хотя какое уж там неизвестное: переполненная Бутырка, вот что меня ждет. Чтобы доказать свою невиновность (мол, Шурик выпрыгнул сам), понадобится хороший адвокат, а это стоит огромных денег. Деньги-то у меня есть, но семейка покойного, думаю, не оставит меня в покое.

При одной только мысли о тюрьме у меня перехватило дыхание. Оказаться в одной компании с зэчками… А надзиратели — они, говорят, выделывают с беззащитными женщинами все, что им заблагорассудится. Я умею за себя постоять, но в тюрьме меня обломают очень быстро. Нет уж, попробуем действовать по-другому.

— Нужно милицию вызывать, — сказала я.

— Зачем? — спросила Таня. В ее голосе не было никаких эмоций.

— Затем, чтобы его похоронили по-человечески. Шурик человек известный. Ему по рангу почести полагаются.

— Но ведь тебя посадят. — Голос по-прежнему ровный, будто о чем-то обыденном говорит.