Глава вторая

Уже давно пора было закрываться, но Мари и Анна сидели в кафе и горячо обсуждали случившееся, ежеминутно поминая Юхана. Когда Мари позвонила Анне и призналась, что воткнула ножницы в руку шефа, та ответила, что это стоит отметить бокалом сухого вина. Пора наконец покончить с Юханом, этим паразитом на теле эволюции. Мари знала, что Анна именно так отреагирует на случившееся, поэтому ей и позвонила. Выйдя из офиса, она долго жадными глотками вдыхала воздух, чтобы успокоиться. А Анна всегда знала, что делать в критических ситуациях.

Мари считала их дружбу опровержением всех математических аксиом, потому что в этом случае параллельные прямые все же пересекались. Да и с точки зрения физики тоже: ведь Анна была плюсом, а Мари минусом, настолько они разные.

Девушки познакомились еще в юности, когда подрабатывали в летнем кафе. Они сразу решили держаться вместе, потому что их хозяин был настоящим деспотом. Анна даже написала на стене в туалете: «Гитлер жив. Он держит кафе в Стокгольме». Мари сравнение не понравилось, но она понимала, что Анна озвучила то, что думали все, только помалкивали. Такой уж была Анна — честной, прямой и презирающей условности.

А еще она была воплощением женственности. Летом ходила босиком или в простых сандалиях и такой легкой походкой, что казалось, у нее под ногами словно распускаются цветы. Ее вьющиеся темные волосы блестели на солнце. Ни один мужчина не мог устоять перед красотой Анны, их тянуло к ней как магнитом, и ее можно было назвать пожирательницей мужчин, что Мари и восхищало, и отталкивало одновременно. Она тысячу раз слышала, как Анна по телефону объясняет очередному поклоннику: их любовное свидание на прошлой неделе — вовсе не повод встретиться снова.

Анна много работала за границей, в барах и ресторанах. У нее даже был свой магазинчик в Берлине. Она подрабатывала моделью и кондитером во Франции, жила на барже в Амстердаме с австралийцем, с которым познакомилась на ферме в Израиле. От него Анна родила дочь Фандиту, или Фанни, как та себя называла, которая теперь жила в Стокгольме, изучала экономику, носила тщательно выглаженные костюмы и рано ложилась спать. Анна часто жаловалась Мари, что сама не понимает, как у нее получилось воспитать такую зануду.

Именно необходимость заняться дочерью, которая могла «погрязнуть в нормальности», заставила Анну бросить австралийца, вернуться в Стокгольм и открыть кафе под названием «Фристаден», то есть «Город свободы» — уютное заведение на Сёдере. Анна обставила его на свой вкус. Посетители могли отведать супы и пироги ее собственного изготовления по самым гуманным в столице ценам. Само собой, скоро у Анны появились постоянные клиенты, которые часами сидели за столиками, наслаждаясь любимыми блюдами и иногда запивая их кое-чем покрепче кофе за счет заведения. Готовила Анна просто фантастически: несмотря на то, что она бросала в кастрюлю все подряд, отмеряя пропорции на глазок, получалось отменно вкусно. Правда, по слухам, однажды кто-то из посетителей выловил из тарелки с супом черные кружевные трусики-стринги, но Анна утверждала, что этот «кто-то» просто выдает желаемое за действительное.

В этот темный и промозглый октябрьский вечер она ждала подругу при свечах. Мари сразу поняла, что Анна уже приложилась к бутылке. «Когда-нибудь это ее убьет», — подумала Мари. Ей уже не раз приходилось отводить пьяную в стельку подругу домой и укладывать спать. Но если двадцать лет назад Анна после бурной ночи просыпалась свеженькой как огурчик, те времена давно прошли. Конечно, она все еще очень привлекательна, но глаза уже не так блестят, как раньше, да и усталость дает о себе знать. Однако это не мешало Анне по-прежнему вести разгульную жизнь.

«Лучше я перестану смотреться в зеркало, чем брошу веселиться, — сказала она как-то раз. — Я чувствую себя молодой как никогда».

В какой-то мере Анна была права. Полупрозрачная блузка с глубоким вырезом притягивала внимание к полной груди. В ложбинке — кулон с черно-белыми символами инь и ян. Она выпрямилась, и Мари словно увидела себя ее глазами: светловолосая, чуть располневшая, всегда в костюмах мрачных тонов и практичных туфлях на низком каблуке. Мари могла бы выглядеть и получше, но зачем? Ее светлые волосы и глаза очень необычного, почти лилового цвета и так завораживали мужчин, а кожа была чистой и гладкой, как у младенца. Мари не пыталась бороться с появляющимися морщинками и лишним весом: она считала, что внешность не должна противоречить внутреннему состоянию: старое дерево, сколько его ни покрывай побелкой, все равно потрескается.

Анна подняла бокал, приветствуя подругу:

— Я так давно ждала, что ты наконец совершишь поступок. Ножницы — это великолепно. Ты годами работала на этого придурка, да еще и личную жизнь ему помогала устраивать, в то время как твоя собственная катилась под откос. Как я понимаю, ты с ним так и не переспала. Впрочем, это наверняка было бы ужасно.

— Анна!

— Так оно и есть. Зато теперь перед тобой открылись новые возможности! Юхан, конечно, идиот, но в данном случае он прав: ты можешь начать свое дело. Это не так сложно, как кажется. Большинство фирм предлагают услуги и продукты, вовсе не нужные обычным людям, которые работают, принимают душ, занимаются сексом, спят, обустраивают дом, немножко смеются и много плачут и в конце концов умирают. Остается лишь придумать, как помочь им решить повседневные проблемы. Вот этим и займись! А пока можешь поработать у меня. Кафе мне уже надоело. Я бы занялась дизайном. К тому же за это лучше платят.

Мари чувствовала, что пьянеет. Она понимала: ее поступок совершенно нелогичен. Схватила ножницы и вонзила Юхану в руку. Но ощущение, которое она в тот момент испытала… она словно обрела власть над всем миром и самой собой.

— Мне кажется, я была способна его убить, — призналась она.

В кафе вошел Фредерик.

— Вы обо мне? — спросил он. — Я могу выйти и снова войти. Или убить того, о ком идет речь. У меня для этого подходящее настроение. В метро хотел дать билет контролеру — проштамповать, и знаете, что сказал мне этот урод? Что я должен развернуть билет, чтобы он мог поставить штамп! А у меня руки заняты. Я говорю, что буду безмерно ему признателен, если он соблаговолит сделать это сам. А он заявляет: «Это не моя работа — разворачивать билеты, моя работа — их штамповать!» А вы говорите — убийство…

Мари смотрела на Фредерика с восхищением. Узкие бедра, черная кожаная куртка, темные волосы аккуратно причесаны, глаза цвета янтаря и чувственные губы. Он чертовски привлекателен. Она уже в который раз подумала, что совершила ошибку, когда не ответила на его поцелуй.

Они познакомились так давно, что ей даже не хотелось об этом вспоминать. Мари и Анна поехали в отпуск в Италию, где обошли все музеи, осмотрели все памятники и перезнакомились (речь идет, разумеется, об Анне) со всеми итальянцами. Когда Анну в очередной раз пригласили выпить в бар, Мари так расстроилась, что готова была разрыдаться от отчаяния и зависти. Она извинилась и вышла из ресторана, чтобы не выдать свое состояние. А потом одна блуждала по темным улочкам, пока не зашла в какое-то кафе. Она заказала кофе и кусок торта с кремом, прекрасно зная, что это отразится на ее бедрах и тем самым уменьшит и без того мизерные шансы на знакомство с мужчиной. Смотрела на официанта и думала: скажи он ей что-нибудь, хотя бы «Ciao bella»[2] — и она пойдет за ним на край света.