Она привыкла искать в поступках и словах Никиты второй смысл и потому, разобравшись, быстро поняла, зачем он притащил в квартиру эту рептилию. Вот, хотел он сказать, смотри: я знаю, дорогая, что в моем доме завелась змея. Она извивается и шипит, собираясь напасть на меня и причинить мне боль. Она думает, что я ничего не вижу, что она хитрая и умная, только я-то и умнее, и хитрее. Я вот держу ее за глотку, и ничего она мне сделать не сможет. Яду не хватит. Да и нет его, яду-то, так что зря она трепыхается и устрашающе разевает пасть.
Голощекин вышел из кухни и вскоре вернулся, уже без змеи.
— Куда ты ее дел? — спросила Марина.
— Выбросил, как ты хотела. В окно.
— Зачем же в окно? Здесь же дети ходят, испугается кто-нибудь.
— Она уползет. И потом, от нее пользы больше, чем вреда. Она мышей ест. — Голощекин открыл холодильник, вытащил кусок колбасы, отсек ножом половину и впился зубами, жадно заглатывая.
Марина исподлобья смотрела, как он ест. Удав. Он — удав. А она… Ну, какая из нее змея? Она — кролик. Жалкий, трясущийся, обреченный.
— Вот уж не думал, что ты так змей боишься, — с набитым ртом проговорил Никита. — Мариш, ты ведь у нас медик.
— Я же не ветеринар.
— Да я не про то. У медицины какая эмблема, помнишь? Змея с чашкой. Я и подумал…
— Ну все, хватит об этом. Что ты пустую колбасу ешь? Пообедай по-человечески.
— Некогда. — Никита проглотил последний кусок. — Дел полно. Так что я тебя сейчас брошу. Отдохнешь без меня. Ты ведь устаешь последнее время. То одно, то другое. То один, то другой. Не так, так эдак.
Марина промолчала.
Никита поцеловал ее в лоб:
— Ну я пошел. Проводишь?
Они вышли в коридор, и Никита заметил сумку.
— А ты где была-то? — спросил он.
— В бане. Мы с девочками давно собирались. А тут так удачно — у Гали выходной, нас с Альбиной Аннушка отпустила. Васютину уже лучше, остальные — не тяжелые. Она справится. Да я сейчас переоденусь и пойду на работу. Так что отдыхать мне без тебя некогда. — Марина улыбнулась.
Никита еще раз поцеловал ее и открыл дверь.
— Не скуча-ай, — протянул он игриво.