Спорить я с ним не стал, вместо этого напитав отказывающие органы. Практика с резонатором Краснова, который сейчас находился в экранированном контейнере. И чтобы не среагировал до начала операции, и чтобы не мешал полету. Многое познается только с практикой, и последний год дал мне уникальные навыки, которым не только не учили в академии, о таких возможностях даже не упоминали.

Вот только хорошо известные стихийные конструкты мне никак не давались…

— Сто километров до предполагаемого центра. — выдернула меня из вереницы мыслей Ангелина.

— Что с шаром? — спросил я, только сейчас заметив, что дирижабль заметно потряхивает. — Почему нас трясет?

— Сброс лишней энергии. — ответил Максим. — Винты уже не справляются, но благодаря тяге от направленного нагрева скорость должна быть даже выше. С одной стороны закачиваем, нагреваем и он толкает нас дальше. Не спрашивайте, как это работает, если не хотите, чтобы мы погружались в технические детали.

— Да, пожалуй, обойдусь. — проговорил я, подойдя к месту пилота. Удивительно, но размещение камер не на поверхности гондолы, а за специальными зеркальными перископами, позволило им работать почти на сотню километров дальше, чем в прошлый раз. Вот только воздушное судно трясло всё сильнее.

— Не нравится мне это. — проговорил я, дотронувшись ладонью до внутренней обшивки и почувствовав, что метал теплый. — Крепления шара выдержат? Не расплавятся под воздействием диссонанса как лестница в прошлый раз?

— Не должны. — ответил Краснов, только вот уверенности в его голосе я не услышал. — Можем развернуться и…

— Нет. — покачал я головой. — Другие варианты?

— Набор высоты. — подумав предложила Ангелина. — До цели девяносто километров, если мы начнем подниматься, то пойдем по радиусу. А сверху спуститься куда быстрее чем идти по прямой.

— Хорошо, так и сделаем. — решил я. — Максим, на тебе контроль приборов, мы должны добраться до центра зоны и доставить наш подарочек.

— В идеале нам бы ещё оттуда убраться. — заявил Краснов. — Резонатор рванет, так или иначе, если мы окажемся в радиусе меньше пяти километров — никакой конструкт и гондола нас не спасут.

— Значит тем более поднимаемся. Сбросить бомбу можно и с восемнадцати километров. — ответил я.

— Боюсь не выйдет. — покачал головой Максим. — Ветер слишком сильный, а конструкция хрупкая. Даже если мы её скинем без парашюты — её всё рано отнесет в сторону от врат диссонанса. А уж ели с парашютом, то и вовсе, отклонение может достичь нескольких километров. Даже в идеальных условиях я не могу гарантировать закрытие врат, три метра — максимум.

— Значит, когда прилетим по горизонтали, начнем спускаться по вертикали. — сказал я, понимая, что сегодня возможно наш единственный шанс.

— Потолок. — через минут двадцать сказала Ангелина, когда дирижабль добрался до немыслимых тридцати километров. Пришлось даже задраить все люки и подать кислород из баллонов, чтобы компенсировать его потерю. Но своего мы добились, трясти стало куда меньше, да и ветер превратился из встречного в восходящий.

Несколько минут мы пролетели в полной тишине и спокойствии. Краснов начал рассчитывать оптимальную высоту для сброса бомбы с учетом новых вводных, а затем дирижабль ухнул вниз, разом на несколько сотен метров, и, несмотря на автоматическую подачу гелия, продолжил стремительно снижаться.

— В чем дело? — спросил я у метнувшегося к приборам Максима.

— Баллоны начали лопаться. — ответил вместо него змей. — Три десятка за две секунды. Стабильность оболочки нарушена.

— Ладно, черт с ним. Разворачивай. — скрипнув зубами сказал я. — Ваша жизнь мне дороже. Скинем балласт и вернемся для дальнейших исследований.