— Вы опять забыли, где я работаю, — укоризненно заметила Арина.
— Ах да, верно, — почесал Жорж затылок и, снова вспомнив о второй капсуле, сказал: — Послушай, милая моя напарница, вот ведь какая странная история приключилась…
Она взглянула на мизерный пластиковый контейнер, лежащий на его ладони, потом на него.
— У меня в кармане их было две, — задумчиво объяснил сотрудник «Шторма». — Одна светло-оранжевая — с противоядием, а вторая белая — с обычным аспирином.
Сейчас перед их взорами покоилась светло-оранжевая…
— Похоже, в приглушенном, желтоватом освещении кафе, я принял белую за оранжевую.
— Значит, так распорядился Господь, — кротко вздохнув, рассудила девушка.
— Аминь, — кивнул подполковник, швыряя продолговатую капсулу в воду.
Капсула описала в воздухе дугу, беззвучно нырнула в невысокую набегавшую волну и, нехотя показавшись на поверхности вновь, закачалась на водной ряби подобно поплавку. Вдруг следом Извольский швырнул в реку еще какой-то предмет, точно шлепнувший по капсуле и окончательно ее утопивший. Приглядевшись, Арина узнала в блестевшем предмете именитую плоскую фляжку Георгия Павловича. Судя по ее быстрому погружению, она была до краев наполнена спиртом…
Напарница нащупала его ладонь, легонько сжала и с надеждой спросила:
— Так в путь?
— В путь!
— И наш поезд пойдет по расписанию?
Засмеявшись, он обнял ее, а она, вышагивая рядом, прильнула к его сильному плечу, прикрыла на миг большие ясные глаза пушистыми, густыми ресницами и вновь поймала себя на мысли, что никогда и ни с кем ей не было и не будет так хорошо, спокойно и счастливо.
Сейчас Арину уже не тревожили сомнения; она ничего не боялась и ни о чем не жалела…
Он проснулся ранним утром от боли — нестерпимо ныло затекшее левое плечо, где покоилось нечто мягкое и теплое. Резко приоткрыв глаза, спецназовец внезапно понял, что этим «мягким и теплым» была щечка Арины, удобно пристроившей голову на его расслабленном бицепсе. Оба лежали под одним одеялом, и она прижалась к Георгию обнаженным, потрясающей красоты телом, продолжая безмятежно и крепко спать. Он же, превозмогая боль, не двигался и еще долго любовался прекрасным молодым лицом, затем, не устояв перед соблазном, осторожно прикоснулся губами к чудно пахнущим волосам, тонкой волной покрывавшим нежный висок.
— Уже пора?.. — вдруг пролепетала она сквозь сон.
— Рано еще, девочка, спи, — тихонько шепнул Извольский, поспешив воспользоваться моментом и слегка поменять положение затекшей конечности.
Та с готовностью приподняла голову, но тут же снова придвинулась, устроилась на его груди и то ли во сне, то ли уж проснувшись, прошептала:
— Я люблю тебя.