В ту же секунду, невесть откуда появилось два черных смерча, которые подхватили столбы с де Бальбоа и мгновенно унесли.
Ромуальд очнулся первым. Он оглядел площадь, полную людей, замерших с раскрытыми ртами; часть присутствующих упали на четвереньки и старательно закрывали головы руками, затем "трубадур" услышал, как возле кого- то зажурчало.
- Ну и денек! - выдохнул папский легат, снял кардинальскую шапочку и отер ею лоб.
Толпа тут же заговорила вся разом, и площадь наполнилась диким гомоном и криками. Кто крестился, кто-то молился, кто-то хлестал себя по спине конскими вожжами, со стоном: "Господи, помилуй МЯ". Двое крестьян остервенело давали друг другу оплеухи, то по правой щеке, то по левой. Какая-то женщина упала на спину и начала корчиться в танце а-ля "стриптиз", что в 1476 году назывался "пляска святого Витта".
- Тишина! - Ромуальд снова ударил в гонг. - До завершения работы специальной комиссии, деятельность доминиканского ордена временно приостановлена. Обращайтесь к свободным духовникам-францисканцам.
За отца Эрменегильдо тут же схватилось полсотни рук, которые тянули и щипали его за все места. Несчастный монах, спасаясь от верующих, залез повыше.
- Спаси нас!
- Причасти!
- Беснуюсь!
- Помолись за мою грыжу!
Вопли неслись со всех сторон. Францисканец был вынужден, буквально, открещиваться, то есть осенять знамением всех рвущихся к нему.
Через полчаса истерика поутихла и народ разбрелся по городским трактирам, чтобы обсудить случившееся за кружкой эля. В общем, в завершение всего немало было выпито, и немало чертей еще увидено. Появилось даже крамольное предложение изобразить слова: "Черт, возьми, меня!" на городском гербе. Всю ночь народ, освобожденный от гнета доминиканской диктатуры, пил, гулял и предавался разврату. У винодела Лимуса разобрали стенку амбара и украли шесть бочонков вина, угольщик избил дровосека за то, что тот отбил у него прошлой зимой покупателей, а жена ткача была похищена какими-то молодыми повесами. Правда, сама женщина заявляла, что ее никто не похищал, и что она просто ходила в таверну пропустить стаканчик, а ткач - ревнивый болван. В общем, к вечеру следующего дня городской префект, совершенно больной и разбитый от свалившихся на него жалоб, слезно попросил кардинала Ромуальда отпустить хотя бы рядовую доминиканскую стражу, чтобы хоть как-то поддерживать порядок.
.
Глава 6.
Наконец, становится понятно, как именно обстояло кармическое дело.
Люба болтала ногами в воздухе, пока невидимые помощники Ариадны Парисовны одевали ее.
- Вы себе не представляете, что мне вчера сказал дон Карлос! Он так много знает, он побывал в стольких странах! Он такой сильный! Вчера, когда мы остались вдвоем и он увидел на мне этот... Ну, сами понимаете, пояс, - понизила голос Люба, - то так pat-свирепел, что разорвал его пополам! Прямо на мне!
Ариадна Парисовна прикрыла глаза ладонью. Что было потом, слышал весь замок. Каменные стены ходили ходуном, рыцарские доспехи на тумбах дребезжали и падали, а кухарки не могли спокойно ощипывать кур, потому что из камина, через систему дымохода доносились такие слова и звуки, что даже самые старшие из женщин краснели.
- Но вы так и не рассказали до сих пор, как попали на площадь? Как поняли, что дон Карлос жив? - "дон Карлос" мадам Вербина произносила с таким придыханием, что госпожа Эйфор-Коровина даже чувствовала неловкость за то, что это слышит.
- Можно подумать, раньше у тебя было время, - проворчала ведьма.