Заставляю себя думать о разводе. Уже посмотрела несколько съёмных домов, и по деньгам мы смогли бы выжить, но как сказать об этом дочери. Хитрожопый Сергей стал проводить вечера дома и активно играть с Женей. Вчера, например, он до отбоя собирал с ней лего, а позавчера притащил железную дорогу. Он нашел ту самую кнопку, на которую жать проще всего. Он играет со мной, прекрасно понимая, что, если Женя заупрямится, я не смогу уйти.

Попивая кофе из автомата, я уселась возле открытой двери в архив, ожидая приезда неотложного пациента. Пару минут перерыва.

- Держись подальше от этого козла, - слышу хлопки, как будто в архиве кто-то складывает толстые пыльные папки с историями болезни, узнаю тяжёлый голос Прокофьевны.

Чьи-то вздохи, охи, скрип стула, а еще звук открывающейся деревянной рамы. Слышно становится хуже, в архив врываются звуки улицы.

- Он хороший, Тамара Прокофьевна. Просто прикидывается разгильдяем, на самом деле любит...

- Кроме своей собаки он никого не любит! - скрепят ступени маленькой лестницы, почти уверена, что грузная женщина сползает вниз. - И он не хороший. Он сволочь.

Я продолжаю пялиться в стаканчик с кофе, подслушивая. Тишина, а потом.

- Они все сволочи, - добавляет Прокофьевна.

Снова хлопают папки.

- Ему нравится Ирина Владимировна, - вздыхая, констатирует Забейворота.

А у меня округляются глаза. Кофе вдруг кажется горьким. На секунду наступает тишина и снова скрипит стул, как будто кто-то садится.

- Он без ума от неё, - голос Забейворота звучит так, будто она планирует расплакаться.

А я чувствую, что мое сердце бьется быстрее. Почему мне так приятно это слышать? Отчего мне нравится то, что она говорит с такой грустью. Я ведь поняла, о ком они говорят. Дура я замужняя, иначе и не скажешь.

- Так, а ты чего за ним бегаешь? - злится Прокофьевна. - Плюнь и размажь, я тебя сколько знаю, я тебя сюда устроила.

- Как он на неё смотрит, как он на неё смотрит, - повторяет надрывно,- как смотрит, Тамара Прокофьевна. Мне кажется они любовники.

Последние глотки черного густого напитка я втягиваю с неприличным звуком.  Хочется пойти возмутиться, оправдаться, доказать свою невиновность, но я понимаю, что глупо. Пусть думают, что хотят. В моей жизни и так не лучший период, чтобы еще чужие сплетни рассеивать.

- Что у тебя то с ним было? – гаркает Тамара.

Но грохот дверей о стену отвлекает. Вскакивая на ноги, я выкидываю в мусор стаканчик.

В клинику вкатывают каталку с окровавленным животным. Замираю на мгновение. Шокировано смотрю на полосатый мех, на красивую, но перекошенную болью морду, длинные когти на мягких, почти кошачьих лапах.

- Это что?