Но случайно появившийся электронный плакат не желал реагировать на матерные вопли изнеможённого человека.

От злости Сергей сорвал с себя всю экипировку, которую так тщательно создавал в докторском подвале. Он снова стал собой. Загнанным, несчастным, озлобленным работягой.

Человеком, которому суждено вечно идти. Идти без остановок и перекусов на сладкую жизнь. Идти до самой смерти. А куда и зачем? Это никому непонятно…

Составные части снаряжения Максимов пытался запустить в билборд. Одна железная деталь все же долетела до гигантской рекламы, но видимых повреждений так и не нанесла.

Кроме собственной амуниции путник пустил в ход кирпичи, камни, несколько металлических прутьев. Каждый бросок сопровождался грубыми выкриками в адрес своих земных помощников, если они конечно, были такими.

Но вечно находиться в истерическом припадке было невозможно. В скором времени мужчина ощутил, что начинает постепенно успокаиваться. Нервная система приходила в норму после мимолётного всплеска, возвращая зашкалившие эмоции на место.

— А вообще, смешно это все, конечно… Капец, как смешно… — Максимов откинул в сторону последний подобранный камень.

Потом Сергей вздохнул, мимолётно взглянув в сторону мертвого врага. К тому месту, где лежал Многоногий, подобралась темная материя неизвестного происхождения.

С характерным чавканьем и хрустом она отрывала куски мертвеца, странным образом их поедая.

— Господи, глазам не верю… Это новое… Новое даже для здешнего ада, — прошептал Сергей.

Он не видел того, что скрывает сгустившийся мрак. От чего было гораздо страшнее. Адская темнота могла прийти и за ним. Поэтому нужно было как можно скорее убираться подальше от этого гиблого места.

Парень перескочил через пару искусственных кочек, перелез через кусок поваленного бетонного забора. Бегом приблизился к черте миллион раз проклятого им города.

Оказавшись на достаточном расстоянии от темной пустоши, он зачем-то посмотрел назад. Переднюю часть Многоногого окутало чёрное облако. Задние конечности чудовища вздрагивали, будто кто-то рывками тянул их на себя.

— Глазам не верю… Ну и чертовщина… Хорошо, что я тогда всё-таки не вышел из города, — подумал Максимов, вспомнив ранние попытки покинуть урбанистические пределы, в надежде найти людей.

Теперь все изменилось. Безысходность, державшая за горло, забралась в его глотку. Она проникла в мозги и сердце, не оставив там ни капли свободного места.

Плюнув под ноги и как следует, выругавшись, человек снова вошёл в черту города, понимая, что иного выхода быть не может. Парень миновал темный переулок. Затем он вышел на улицу с асфальтом после «миномётного обстрела». Потом он прошел то место, где разбилась его потусторонняя техника.

Дальше начался тихий кошмар. Единый коктейль из нехорошего предчувствия, депрессии, сожаления, темноты, и осени. Причем, последняя была мокрой. Холодной. Такой будто ее искупали в неотапливаемом душе местной психиатрической клиники.

Дома давили каменной тяжестью. Окна больше не манили теплом. В отличие от первых часов нахождения в Даркстрале, Сергей теперь прекрасно замечал, что большая часть оконных проемов — лишь безжизненные жёлтые пятна.

А там, где действительно стояли стеклопакеты, творилось что-то ужасное. За темным стеклом местных построек можно было разглядеть могильные кресты, иероглифы различных сект и культов.

Кое-где бродили мертвые тени, кое-где происходили сцены убийств с показательными расчленениями.