– Нормально, – киваю, отводя взгляд. Не могу смотреть ему в глаза. Не знаю, как я себя чувствую. Я еще ничего не соображаю. – Мой сын хочет попросить у тебя прощения. Он искренне раскаивается, его чувство вины настолько велико, что Марк желает отдать тебе все свои деньги с карты, дабы сгладить этот возмутительный инцидент, – сообщает мне мужчина. Оглядываюсь на Савелия, словно он может мне помочь, но парень стоит почти по стойке смирно и смотрит вперед.
– Перед кем я должен извиняться? Перед этой?! – несмотря на то, что Марк дрожит от холода, в его голосе пренебрежительные ноты, и смотрит он на меня, словно на грязь под ногами. Если пять минут назад мне было даже жалко его, то теперь нет.
– Сергей, продолжай водные процедуры. Марк еще недостаточно трезв, чтобы осознать масштаб своей вины, – так спокойно говорит мужчина.
– Да пошли вы! – начинает дёргаться и вопить Марк.
– Стой на месте, иначе Костик прострелит тебе ногу, – так же холодно отзывается мужчина. Сглатываю, я почему-то верю, что это не пустая угроза и он выстрелит в сына.
– Не надо мне угрожать! – продолжает вопить Марк. – Из-за чего весь цирк? Вот этот пес вообще мне всек, – указывает на Савелия и хватается за ссадину на распухшей скуле.
– Я выпишу Савелию премию, спасибо, что напомнил, – кивает мужчина, играя с зажигалкой, открывая и закрывая крышку. Мне хочется сбежать из этого дома, но я стою, как вкопанная, боясь даже пошевелиться.
– Все, достаточно унижений меня как личности! – кидает Марк трясущимися, уже почти синими губами. Делает пару шагов в сторону дома. Хозяин кивает охраннику, и тот стреляет.
Вздрагиваю, зажмуриваюсь, пытаясь дышать тише. Я никогда не видела и не слышала, как стреляют из настоящего оружия. Тишина. А я боюсь даже открыть глаза.
Они реально прострелили парню ногу?
– Повторяю последний раз. Ты приносишь свои извинения девушке и переводишь ей на карту все деньги, которые есть на твоем счету, – произносит мужчина.
Открываю глаза и вижу, что с Марком все в порядке. Никто не пострадал. Но Марк весь бледный, трясется, уже испуганно смотря на отца.
– Сергей, искупай мальчика еще раз, ему нужно взбодриться.
– Нет! – выкрикивает Марк. – Как тебя там? – кидает мне.
– Девушку зовут Дарина, – отвечает за меня мужчина.
– Дарина, извини, – морщится, словно никогда таких слов не говорил.
– Нет, таких извинений Дарина не принимает. Искренне, Марк, – ухмыляется Демьян Ростиславович. А я кусаю губы уже почти в кровь.
– Да какого хрена-то?! Я ее вообще не трогал!
– Бездействие и одобрение насилия - еще хуже, чем само насилие, Марк.
– Дарина, прошу прощения за своё бездействие и за действия моего друга, – кидает он мне. – Так нормально? – смотрит на отца. Такой жалкий сейчас, мокрый, голый, трясущийся. Мне, дуре, уже жаль его. Хочется все это остановить.