– Он умер, понятно? – продолжает он, глядя на меня так, как будто я в этом виновата.
Меня поражают его слова, и я не знаю, что с этим делать. Лейн выглядит одновременно измученным и освободившимся от тяжкой ноши.
– Я слетел с катушек, когда увидел тебя в той комнате, потому что она принадлежит ему! Для меня по-другому просто не может быть! Так что перестань думать, что это из-за тебя, черт возьми!
– Перестать? Но в конце концов, это ты вел себя так, словно я сделала что-то непростительное!
– Так оно и было! – остервенело рычит он. – В некотором роде.
У меня вырывается сдавленный смех и застревает в горле. Этот разговор ни к чему не ведет, и меня от него тошнит. Я задыхаюсь, то и дело дергая ворот свитера. Все еще хуже, чем я думала. Весь мой гнев испаряется, словно Лейн только что щелкнул выключателем, и я оказываюсь в кромешной тьме.
– Но я ничего не знала… Почему ты никогда не говорил мне об этом? Почему ты…
– Я не мог тебе сказать, – с трудом произносит он, уставившись рычаг переключения скоростей. – Мне не следовало так с тобой разговаривать, но когда я увидел тебя в этой комнате… Вот и все, извини.
– Это все? Ты ошибаешься, – с грустью говорю я. – Ты сообщаешь мне, что твой брат умер, Лейн. Во время ссоры, как будто это все решает. Мы знакомы полгода, все это время живем вместе. Я пригласила тебя в свой дом, познакомила с семьей, доверила то, что никому не рассказывала…
Я медленно вытираю струящиеся по щекам слезы.
– Я доверяла тебе, а ты не поделился со мной таким?
– Полагаешь, это легко?
– Конечно, нет, но… Черт, это же я! Я думала, что…
Я пытаюсь дышать, стараюсь упорядочить свои разбегающиеся мысли, потому что Лейн только что наконец рассказал мне, что потерял брата, и я не могу отмахнуться от этого.
– Как это случилось? Когда?
– Он разбился на мотоцикле. Три года назад. 12 ноября.
– Ты сказал 12 ноября? – повторяю я задыхаясь. – Значит, в тот вечер, когда ты забыл про ужин, была годовщина его смерти?
Он кивает, и эта новость пронзительно отдается в моей голове.
– Теперь ты знаешь, теперь ты понимаешь…