Однако внешность может быть обманчивой — иногда преднамеренно. В данном случае — несомненно, преднамеренно, поскольку дом номер 891 по Риверсайд-Драйв был резиденцией специального агента ФБР Алоизия Пендергаста, а Пендергаст был человеком, который превыше остального ценил свое уединение.

Пендергаст расположился в кожаном кресле в элегантной библиотеке особняка и листал копию «Манъёсю» — старейшей и наиболее почитаемой антологии японской поэзии, составленной в период Нара[2], примерно в 750-м году н.э. Пусть на дворе стояло лето, ночь выдалась ветреной и холодной, посему низкий огонь мерцал за решеткой камина. Маленький тэцубин[3] стоял на небольшом столике рядом с ним, а покоившаяся подле него фарфоровая чашка с зеленым чаем опустела лишь наполовину. Ничто не нарушало концентрацию внимания агента. Единственными звуками в этой тишине были случайные потрескивания углей и раскаты далекого грома за закрытыми ставнями.

Вдруг из прихожей за дверью донесся слабый звук шагов, и вскоре в библиотеку вошла Констанс Грин, остановившись в дверном проеме. Ее фиалковые глаза и темные волосы, остриженные на старомодный манер, чуть скрашивали бледность ее кожи. В руке она держала стопку писем.

— Почта, — возвестила она.

Пендергаст склонил голову, медленно кивнув, и отложил книгу в сторону.

Констанс присела подле него и отметила, что сейчас он хотя бы чуть больше похож на себя — с тех пор, как вернулся со своего «Приключения в Колорадо». Констанс не скрывала, что ее беспокоило его душевное состояние в связи с ужасающими событиями, произошедшими с ним в прошлом году.

Она начала перебирать стопку писем, методично откладывая в сторону те, которые заведомо не заинтересуют ее опекуна. Пендергаст предпочитал не уделять свое внимание столь будничным вещам. Его дела вела старая и доверенная Новоорлеанская Юридическая фирма, давно служившая его семье и занимавшаяся оплатой счетов и управлением некой долей его необычайно большого дохода. На него также работала столь же почтенная банковская фирма в Нью-Йорке, которая управляла другими его инвестициями, фондами, и недвижимостью. И вся текущая корреспонденция доставлялась в почтовый ящик, который Проктор — шофер, телохранитель и верный помощник — блюл на регулярной основе. В настоящее время Проктор готовился на время уехать, чтобы навестить своих родственников в Эльзасе, посему Констанс согласилась взять на себя вопросы доставки корреспонденции.

— Пришло письмо от Кори Свенсон.

— Распечатай его, будь добра.

— Она приложила ксерокопию письма из «Джона Джея». Ее работа удостоилась премии Розвелла.

— Так и есть. Я присутствовал на церемонии вручения.

— Уверена, Кори сумела по достоинству оценить это.

— Увы, в весьма редких случаях церемония награждения представляет собой больше, чем обыкновенный парад банальностей и лживого заискивания — сплошной рефрен нарочито помпезной обстановки, — Пендергаст сделал глоток чая, вспомнив это мероприятие. — Эта церемония явно отличалась от всех прочих.

Констанс продолжила сортировать почту.

— Здесь письмо от Винсента д’Агосты и Лоры Хейворд.

Он кивком дал ей знак прочесть его.

— Это благодарственное письмо за свадебный подарок и за званый ужин.

Пендергаст склонил голову, и Констанс отложила письмо в сторону. Месяцем ранее, накануне свадьбы д’Агосты, Пендергаст устроил для пары приватный ужин, состоящий из нескольких блюд, которые он сам лично приготовил и к коим добавил несколько редких вин из своего винного погреба. Этот его жест крепче прочих убедил Констанс в том, что Пендергаст оправился от своей недавней эмоциональной травмы.

Она прочитала еще несколько писем, затем отложила в сторону те, которые вызывали интерес, а остальные бросила в огонь.

— Как продвигается проект, Констанс? — поинтересовался Пендергаст, наливая себе еще одну чашку чая.