Она холодно взглянула на него.

– И это делает мою работу лучше?

Когда он не ответил, она надолго замолчала, снова разглядывая руки. А когда заговорила, не подняла взгляд.

– Есть и другие записи.

Он понял, что она имела в виду и что эти фильмы уже не будут развлечением, но не сомневался, что должен их посмотреть. И попросил ее продолжить.

– Это снимала мама.

Фильм начался с долгой съемки серебристого дельтоплана. Купер услышал, как мать Меган кричит дочери, чтобы та была осторожна. В ответ дельтаплан круто взмыл вверх, почти замер, потом совершил круг на высоте около двадцати метров. Камера следовала за его полетом. Меган махала и улыбалась. И тут наступил момент хаоса – кадры земли, небо, размытый силуэт дельтоплана, приближающегося к дереву… потом картинка стала ровной.

– Не знаю, о чем она в тот момент думала, – негромко проговорила Меган. – Но отреагировала она как истинный профессионал. Наверное, это был рефлекс.

Чем бы это ни было, но камера, направляемая твердой рукой, показала, как дельтаплан сворачивает вправо, цепляется за дерево и переворачивается. Он рухнул сквозь нижние ветки и уткнулся в землю. Изображение задергалось – мать Меган побежала. На миг показалась Меган, висящая на ремнях. Голова у нее была вывернута под жутким углом. Затем экран разделился между небом и землей – отброшенная камера продолжала снимать.

После этого изложение событий стало намного менее всесторонним. Семья наконец-то избавилась от привычки запечатлевать все подряд. Купер увидел несколько торопливо снятых кадров кровати с лицом – Меган настолько закутали, пристегнули и обернули, что видно было только лицо, – потом врачи, двери операционных и унылые больничные коридоры. И внезапно девушка с глазами древней старухи уже сидит в инвалидном кресле и с трудом ест ложкой, привязанной к кулаку.

– Тут я немного восстановилась, – пояснила Меган. – И сказала, чтобы меня опять начали снимать. Я планировала сопоставить эти записи с теми, которые будут сделаны через год, когда я снова начну ходить.

– Тебе сказали, что ты будешь ходить?

– Сказали, что я не буду ходить. Но каждый думает, что он исключение. Врачи говорят, что некоторые функции восстановятся. Черт побери, так если можно восстановить некоторые, то можно восстановить и все, верно? Ты начинаешь верить в превосходство разума над материей и что бог улыбнется только тебе. Да, кстати, есть и кое-какие транс-записи того времени.

Купер не сразу понял смысл этой небрежно произнесенной фразы. А когда понял, то уже знал, что она ее не повторит. Это было приглашение, которое она никогда не сделает более откровенно, чем только что.

– Я бы хотел их включить, если ты не против.

Он надеялся, что произнес это столь же небрежно, как произнесла свою фразу она, но не был уверен, что у него получилось. Когда она посмотрела на него, взгляд у нее был оценивающий.

– Если я стану возражать, это будет дурным тоном, – сказала она, помолчав. – Очевидно, я очень хочу, чтобы ты попробовал. Но не уверена, что ты сможешь такое перенести. Должна предупредить, что они…

– …не очень приятны? Черт, Меган, не оскорбляй меня.

– Хорошо.

Она встала, подошла к шкафу и достала очень маленький и очень дорогой трансер-блок и шлем. Помогая Куперу его надевать, она не смотрела ему в глаза, а нервно бормотала о том, как люди из «Фили корпорейшн» однажды заявились в больницу, вооруженные компьютерными распечатками, согласно которым у нее имеется великолепная возможность заключить с компанией контракт. В первый раз она отказалась, но к такому они привыкли. В то время трансинг был очень небольшой индустрией. Они находились на грани прорыва, который вскоре откроет массовый рынок, но тогда ни корпорация, ни Меган этого не знали. Когда она в конце концов согласилась сделать для них несколько записей, то причиной отнюдь не была вера в то, что это сделает ее звездой. Реально же ей хотелось одолеть нарастающий страх того, что она очень немногое сможет сделать со своей жизнью. А они предложили ей возможность работы – то, о чем она никогда не задумывалась, когда была богатой и здоровой. И внезапно любая работа стала хороша.