Снова задребезжал стол, пока он вырывал из-под него руку. На тыльной стороне ладони папы виднелась кровь. На коже были порезы. Две глубокие красные линии спускались к запястью. Инстинктивно он прижал руку к груди, а потом протянул ее к маме. На его лице застыло выражение детского страха и неверия в несправедливость произошедшего.
Мама:
– Она тебя оцарапала? Укусила?
– Может быть. Я… Не знаю.
Я вжалась в спинку стула в уверенности, что я стану следующей жертвой Марджори. Она утащит меня во тьму под столом и вскроет мне рот в поисках розового копошащегося червя.
Однако Марджори выбралась из-под стола, напевая свою жуткую песню. Капюшон прикрывал ее волосы. Прервав мелодию, она начала сыпать нечленораздельными звуками, которые я пыталась сложить во что-то ясное в голове, но вся ее речь была построена исключительно на выкрикиваемых в злобе согласных.
Оба моих родителя позвали Марджори по имени, произнеся его и как вопрос, и как обращение, и как мольбу.
Марджори медленно отползла из освещенной кухни в мрачную столовую.
– Я не кусаюсь и не царапаюсь, – сказала она новым голосом, который не походил по звучанию ни на один другой голос в человеческой истории. – Он поранил тыльную сторону ладони о ржавый металл винтиков под старым столом. – Она снова перешла на сплошные согласные и потом добавила: – Мы всегда сами наносим себе вред, не так ли? Я ухожу к себе. Не беспокойте меня, пожалуйста.
Марджори снова затянула все ту же песню, резко и неожиданно меняя тембр и тональность. Это сбивало с толку, и мне казалось, что у меня лопнут барабанные перепонки. Марджори прокралась через столовую в холл и пошла вверх по лестнице, передвигаясь как варан или другое не менее древнее существо.
Издалека послышался ее голос:
– Я тоже умею менять голос, Мерри.
Глава 13
Еще одно субботнее утро. Все в доме обмертвело, хотя на тот момент я не знала, что такое пережить смерть.
Насыпав мне на завтрак миску воздушного риса, мама вернулась в кровать. Она не добавила в мою обычную порцию двух ложек сахара. Не хватало молока, чтобы хорошенько пропитать все эти недовольные, громко хрустящие кусочки воздушного риса. Впрочем, себе я жаловаться не позволила. По виду мамы было понятно, что это бессмысленно.
Я ела до тех пор, пока на дне пластиковой миски не осталась полуразмазанная паста из хлопьев. Апельсинового сока у нас также не было, поэтому я удовлетворилась водой. Телевизор был полностью в моем распоряжении, и я посмотрела все записанные на видеорекордере серии «В поисках йети». В начале недели родители напомнили мне, что нужно успеть посмотреть всё на видеорекордере, пока его не отключили. Я была горда тем, что хотя бы это дело было сделано.
Где-то на Эпизоде 4, когда команда исследователей затерялась в лесах штата Вермонт, вниз по лестнице прошаркал папа. Он прошел на кухню. Папа вздохнул при виде пустого пакета из-под молока, выругался, безуспешно пытаясь замаскировать слова шепотом, и пошарил по кухне в поисках завтрака. Он удовлетворился размороженным маффином.
Войдя в комнату с обмазанным арахисовой пастой маффином, он молча забрал у меня пульт и переключил на один из многочисленных спортивных каналов, которые были нам доступны. Смотреть соревнования я не любила, поэтому предложила компромисс: телешоу «Речные монстры»[21], которое вел харизматичный рыболов-британец с ужасающими зубами. Он путешествовал по озерам и рекам в экзотических местах и вылавливал гигантских сомов и «живых торпед» под названием арапаймы. Папа отказался пойти на уступку.
Я терпеливо дожидалась, пока он позавтракает, после чего сразу же запрыгнула к нему на колени.
– Папа, поиграй со мной. Лови меня! Не поймаешь же! – Я наклонилась и опустила его сложенные на диване ноги. – Давай! Поиграем в аллигатора. – В аллигатора мы играли вот так: его ноги изображали пасть аллигатора, я же пританцовывала между и вокруг них, дразня аллигатора, вынуждая его захлопнуть на мне челюсти.