– Не хочется петь со словами. Мне больше нравится напевать ее.
– Слова пусть останутся при мне.
– Да они тебе и не понравятся. – Она прекратила писать на спине. – Продолжу напевать. Может быть, напою тебе, пока ты спишь.
– Марджори!
Она засмеялась и пощекотала мне подмышки. Но я не захихикала, вместо этого я пронзительно пискнула и коротко фыркнула.
– Прекрати!
– Сиди на месте. Не двигайся. – Она напевала песню, поднимаясь на диване. Я подпрыгивала на диванной подушке, пока Марджори искала равновесие. Она качалась над моей головой, будто попавшая в ураган ива. Я ощущала все бремя песни. Минор выдавливал воздух у меня из груди.
Марджори подпрыгнула и перелетела над моей головой. Ее тень промелькнула надо мной. Я сгруппировалась и откатилась к спинке дивана. Марджори со стуком приземлилась. Колени ее подкосились, она едва не вылетела в окно.
Откуда-то из-под нас послышался крик папы:
– Черт, что это было?
Марджори проговорила:
– Надо поработать над приземлением. Без ученья нет уменья, так говорят? – Она ущипнула меня за живот и затем убежала из террасы к себе в спальню.
– Хватит! – крикнула я ей в спину.
Марджори продолжала напевать песню уже у себя. А я все сидела, слушала и потом начала повторять за ней ту простую, но душераздирающую мелодию. Моя нога болталась в одном из последних затухающих лучей солнца. Я задумалась, смогу ли я напевать песню, если у меня не будет языка. Я пришла к выводу, что смогу.
Глава 12
В нашем телешоу следующий эпизод был представлен как инсценировка, а также предпоследнее свидетельство одержимости Марджори каким-то злым духом. Инсценировка прямолинейная и, без всякого сомнения, эффектная, со сбивающей с толку резкой сменой кадров, зловещим – может быть, слегка чересчур зловещим – закадровым голосом, довольно низкокачественными, насколько я могу судить, компьютерными эффектами и искаженным/усиленным оцифрованным звуком.
В сцене актерская семья Барретт сидит в гостиной и смотрит «В поисках йети»[16]. Все собравшиеся в комнате с энтузиазмом наблюдают за тем, как псевдоученый бросает клич йети посреди освещенного камерами ночного видения леса. Актриса-мама (простушка с россыпью веснушек на лице, но очень симпатичная, даже по телевизионным меркам) и актер-папа (слишком грузный и старый, чтобы быть нашим папой, с местами неровной бородой, выжженной как лужайка летом) сидят рядышком на диване. Оба одеты в рубашки на пуговицах и штаны из немнущейся ткани. Оба ребенка Барреттов лежат на полу, на животе, подперев щеки кулачками, болтая ногами в воздухе и стуча пятками. Достойная Нормана Роквелла[17] сцена семейной идиллии в новом тысячелетии резко прерывается, когда актер-папа спрашивает: «Что сегодня было в школе?». Налетевший вслед за этим ураган не ограничивается гостиной, но проносится через весь дом и завершается кульминацией в спальне Марджори.
На самом деле все было абсолютно не так, хотя я готова признать, что в свое время была помешана на шоу «В поисках йети» и настаивала, чтобы вся семья смотрела его со мной. Просмотры сопровождались шутливыми спорами между мной и папой по поводу существования йети в реальности. Я верила в то, что йети существуют, он – нет. Негласным правилом наших постоянных дебатов была невозможность для какой-либо стороны изменить позицию. Я яростно отстаивала свою убежденность по поводу реальности мифического существа и чуть ли не отплевывалась от любых заявлений об обратном. Я знаю, что папе нравились наши обмены колкостями, при этом он всегда оставался спокойным и разумным в своем научном подходе к спору. Прибегая к сократовскому методу разоблачения йети, он задавал мне вопросы, ожидая, что я рано или поздно сама осознаю правду. Его излюбленный вопрос, который он часто задавал, после того как я прорывалась через аргументы, касающиеся плотности населения, эволюции и устойчивости экосистемы, – почему же никто до сих пор не находил мертвого йети? Мой ответ был: так йети же хоронят своих в священных, тайных местах. Это же элементарно, папа.