— Н-да, конечно, глупая была затея, — смущенно пробормотал Жакоб. — Его голыми руками не возьмешь… Но хоть повидались. Ладно, поехали домой.

В глубине души я надеялась, что пойманный голос испугается и притихнет, а может, и совсем замолчит.

Но в следующую ночь мы услышали его снова. Началось опять с настойчивых заклинаний: «Спите… Спите… По всему вашему телу растекается чувство успокоения и дремоты…»

— Не понимаю, почему он не сменит волну? — спросил у инженера Жакоб. — Ведь знает, что мы его слушаем.

— Не может он этого сделать, — ответил Вилли. — Приемник у старушки настроен на определенную волну.

— Верно, — согласился Жакоб и, погрозив динамику кулаком, добавил: — Ну, мы заткнем ему глотку, этому «небесному голоску».

— Как? — оживилась я.

— Увидите.

Но тут мы услышали нечто новое и переглянулись: «Вам надо самой поехать к нотариусу и добиться…»

— Включай! — Жакоб резко махнул рукой. Вилли рванул рубильник на пульте… Приказания «небесного голоса» утонули в треске и рокоте мощной глушилки. С трудом удавалось разобрать лишь отдельные слова:

«…Спокойно… арственную…»

— Вот я тебе покажу «дарственную»! — пробурчал Вилли, подкручивая регулятор.

Я выглянула из дверцы фургона, словно надеясь полюбоваться, как себя чувствует сейчас голос, — и вскрикнула.

Окна тетиной спальни были ярко освещены!

— Она проснулась, а я здесь! Надо бежать.

— Возьмите фонарик, а то ноги переломаете! — крикнул мне вдогонку Жакоб.

Но я с детства знала каждый камешек и торчащий из земли узловатый корень на этой тропинке и мчалась в темноте что есть духу.

Еще у ворот я услышала, как меня зовет тетя. Но я не откликнулась сразу, а пробежала в глубь сада и уже оттуда, издалека, тщетно стараясь сдержать одышку, подала голос.

— Где ты бродишь так поздно? — крикнула она с террасы.

— Гуляю в саду. Вышла подышать свежим воздухом, что-то спать не хочется…