Это, скажу я, возмутительно по́шло. Я, как атеист, шокирована такой наглой попыткой отобрать у религии ее последнее достоинство и философский замысел, которым та, возможно, когда-то обладала. Я шокирована таким циничнейшим презрением к интеллекту и чувствительности людей, особенно тех, кто, как предполагалось, войдет в это движение.

Если люди откажутся от всех отвлеченных размышлений и обратятся лишь к конкретным условиям своего существования – к сфере политики, то какие ценности и моральное вдохновение они там найдут?

Есть популярное высказывание о том, что алкоголь и бензин нельзя смешивать. Как нельзя смешивать мораль и цинизм. Однако политическая система, сочетающая контроль и свободу, способна смешать что угодно – с теми же результатами на темных тропах человеческого духа.

С одной стороны, из-за умерщвляющего восприятие однообразия, возникающего вследствие моральной депривации, мы пропитаны скользкими, затасканными, липкими догмами перезрелого альтруизма, ставшего неуправляемым и впитывающего деньги, кровь и пустые слова о мировом благосостоянии, которому каждый жертвует и о котором никто больше не услышит. С другой стороны, все мы знаем, говорим и читаем в одних и тех же газетах, что связанные с благосостоянием проекты – всего лишь циничная политическая игра, то есть игра покупки голосов на деньги из общественных фондов, выплат «избирательных долгов» группам давления и создания новых групп, поскольку единственная роль политической силы, думают люди, в том, чтобы сохранить свою власть, и тогда для граждан существует лишь единственный выход – сбиваться в банды и маневрировать, решая, кто и кому должен жертвовать.

Первое делает возможным второе: альтруизм дает людям оправдание мириться с политической ситуацией. Альтруизм служит им разрушающимся и истончающимся прикрытием, чтобы они могли укрыться от ужаса собственных реальных убеждений: нет никаких моральных принципов, мораль бессильна и не способна влиять на их жизнь, тогда как они – слепые дикари, загнанные в склеп и обреченные на уничтожение.

Сегодня никто не верит политическим заявлениям – никто им не противостоит. Нет никакой общественной повестки, идеологии, целей, убеждений, морального пламени, духа перемен – ничего, кроме тихой паники цепляния за статус-кво со страхом обернуться к началу пути или посмотреть вперед на его конец, с лидерами, сужающими свое поле зрение до социальных опросов на следующий же день после своего появления на телевидении.

Обещания? «Не напоминайте нам об обещаниях, они были вчера, сегодня слишком поздно». Результаты? «Не ждите их так быстро». Затраты? «Не думайте так старомодно: чем больше потратим, тем богаче будем». Принципы? «Не будьте старомодными, у нас же есть консенсус». Будущее? «Хватит думать!»

Как бы публично ни выглядел президент Линдон Джонсон, он точно не вестник моральных перемен, что привносит и особое значение, и привычный запах сегодняшней культурной атмосферы в статью под названием «Мечты президента Джонсона» (President Johnson’s Dreams), написанную Джеймсом Рестоном в The New York Times от 25 февраля 1966 г.:

«Хотя он замахнулся на то, с чем не в состоянии справиться, надо отметить, что он – воспитанник великих идеалов… Он превращает “Новый курс” в скупое подаяние… Нет границ его вдохновению. Вице-президент США при Франклине Рузвельте Генри Уоллес презирался как мечтатель за желание выдавать каждому готтентоту по пакету молока. Губерт Хамфри[40] вернулся с речами о желании отправить их всех в колледж, а в своем нью-йоркском послании нынешний президент акцентировал внимание на том, что четыре свободы[41] не могут быть в безопасности в США, пока они нарушаются в самом отдаленном уголке мира. Для Джонсона это не простое высказывание… Он все еще остается верующим в недоверчивом и циничном мире… Его цель – искоренить бедность в Америке. Без сомнений, ему кажется, что большинству населения можно дать достойное образование, и его уверенность простирается далеко за пределы национальных границ. Неважно, что британцы и французы на этой неделе уведомили его о сокращении своего присутствия в мире: он считает, что сочетание американской силы и щедрости справится с этой проблемой. Стал ли Томас Мальтус опаснее Карла Маркса? Рождаемость и смертность слишком высоки? У Джонсона есть выход и программы для всего… Он выглядел обеспокоенным и в Нью-Йорке говорил странно, что неудивительно, ведь он вынашивает все мечты и проигрышные начинания текущего столетия».

Спросите себя: в каком моральном и интеллектуальном состоянии находится нация, которая дает полную свободу действия «воспитаннику» и «мечтателю» растрачивать ее богатства, труды и усилия на проигрышные начинания?

Можно ли почувствовать моральное вдохновение на жизнь и работу для осуществления таких целей?

Можно ли сохранить хоть какие-то ценности, глядя на все происходящее сегодня? Если человек, зарабатывающий себе на жизнь, постоянно слышит обвинения в своей «эгоистической жадности», а потом как моральный пример видит спектакль борьбы с бедностью, наполняющей газеты заявлениями о политическом фаворитизме, интригах, маневрах и коррупции среди «самоотверженных» организаторов этой борьбы, то что произойдет с его ощущением честности? Если молодой человек работает по 16 часов в день, чтобы поступить в колледж, а затем вынужден платить налоги, чтобы помочь отчисленным из программ для отчисленных, то что произойдет с его целеустремленностью? Если человек годами откладывает деньги на строительство нового дома, который вскоре после новоселья отнимают люди из организации по обновлению города, потому что их выгода – «в интересах общественности», а его – нет, то что произойдет с его чувством справедливости? Если мелкий преступник отправляется за решетку, а правительство вовлекает людей в большие банды, называемые союзами, которые захватывают Нью-Йорк, то что произойдет с общественным уважением к закону?

Захочет ли кто-то отдать свою жизнь за права Южного Вьетнама, когда права Польши, Латвии, Литвы, Эстонии, Чехословакии, Югославии, Албании, Восточной Германии, Северной Кореи, Катанги, Кубы и Венгрии не защищены? Захочет ли кто-то придерживаться наших соглашений по Южному Вьетнаму, когда их не придерживались при строительстве Берлинской стены? Можно ли обрести интеллектуальную целостность, увидев, что коллективисты вопреки своему учению встали на моральную позицию защиты индивидуальных прав, пока так называемые консерваторы настаивают на призыве молодых людей в армию и их отправке на смерть в джунгли, чтобы жители Вьетнама могли провести «демократические» выборы и погрузить себя в коммунизм, если бы они так решили?

В следующий раз, когда услышите об обезумевшей банде молодых отбросов, не ищете таких объяснений, как «детство в трущобах», «отсутствие экономических привилегий» или «родительская безответственность». Смотрите на моральную обстановку в стране, на пример, демонстрируемый старшим поколением и общественными лидерами.

Сегодня мотив, возбуждающий интерес молодых людей к политике, то есть их чувство ответственности, заставляет их отказаться от нее. И вместе с политикой человек отказывается от своей доброжелательности, от своего великодушия, от своей открытости, от своего чувства справедливости. Он отступает в узкий и темный подвальчик своих насущных забот, отстранившись от контактов с другими и убежденный в том, что играть нужно по правилам «убить или быть убитым» и что единственно возможный выход – защищаться от каждого прохожего. Он искал общественных ценностей, а нашел лишь презрение и отвращение.

В исторические периоды упадка, периоды, когда умирали человеческие ценности и надежды, как правило, оставалась одна сфера, к которой люди обращались за поддержкой, чтобы сохранить как свое представление о человеке и лучшей жизни, так и свою смелость. Эта сфера – искусство.

Давайте взглянем на современное искусство.

Готовясь к сегодняшней дискуссии, я заглянула в раздел Sunday Book Review в выпуске The New York Times от 20 марта 1966 г. Приведу вам отрывки из трех обзоров на произведения современной художественной литературы:

1. «В своей новой книге автор ведет себя так, словно всеми силами держится за свои недостатки, слабости и ошибки, и, вместо того чтобы избавиться от них, превратил их в объект эстетического созерцания. Копрология нашла своего героя. Когда гомосексуальность уже стала клише, он пытается вдохнуть в нее новую жизнь, тыча ею в читателя со всех сторон… В книге много ярких образов разложения, извращения, гниения, болезни». Это не негативный отзыв, а любовно укоризненный: автор обзора не жалует этот роман, но превозносит талант автора и призывает его превзойти самого себя. И говорит: «Хорошо, сегодня мы прочтем этот ужас, но выполни то, что обещал».

2. Второй обзор похож на первый: уважительный к автору и критичный к самому роману. «Он твердый, яркий и холодный, как кусок льда. Беспричинное зло, мягкая наивность и нездоровые социальные связи склоняют персонажей к ужасающему насилию. Они должны его совершить или сами станут его жертвой. Приговоренные, они неумолимо идут к бессмысленности и разрушению. В результате – в Вест-Индии убиты три человека. Один из убийц зарабатывает 100 000 долларов. Другой компенсирует тяжелое детство. Одна жертва сжигается, вторая сталкивается в ущелье, третья застрелена. Полная победы тьмы. Положительные ценности можно увидеть только в их отсутствии. Собственный подход автора антиморален, как надгробие».