Надо бы поменять тут отопление на надежное паровое…
Но никакому отоплению не изгнать холод прошлых злодейств и несчастий.
Слишком много приключалось всего в этом дворце такого, что давит тяжелее этих стен, слишком много того что англичане называют «skeleton in the cupboard».[4]
Тут умерла Екатерина Великая — и тело монархини еще не остыло когда примчавшийся из Гатчины Павел Петрович вместе с Безбородко и Кутасовым жгли в камне документы прежнего царствования среди которых были видимо и завещание в пользу Александра I, и метрика о венчании царицы с Потемкиным…
Здесь 14 декабря 1825 года один человек решил судьбу династии уже приговоренной заговорщиками.
Полковник лейб — гвардии Финляндского полка Александр фон Моллер, член тайного общества, со своим батальоном занимал караулы от Зимнего дворца до Адмиралтейства, неотлучно находясь при Николае I. Он мог арестовать всю семью и отдать на расправу сподвижникам — и не было бы тогда ни отца ни деда — еще мальчика — ни само собой его — Георгия (Да и была бы Россия?) Но полковник выполнил свой долг солдата и верноподданного — хотя в заговоре состоял едва ли не с самого начала.
Почему фон Моллер поступил так? Бог весть — прадед насколько известно никогда этого не доискивался — лишь повелел «оставить без внимания» показания других мятежников о фон Моллере. А сам Александр Федорович дослужившийся до генерал-лейтенанта не оставил записок.
…Да, глубока и полна противоречий человеческая душа!
В 1837 году Зимнем дворце случился пожар, который тушил лично царь… Он смело бросался в самый огонь во главе своих гвардейцев — не раз и не два уходя из залов и комнат буквально за считанные секунды перед тем как их поглотит пламя — второй раз в жизни сыграв со смертью в чет-нечет… Сановники потом предлагали снести руины и избрать новую резиденцию. Но государь был непреклонен — дворец был возрождён за два года — на стройке по легендам померло множество рабочих, не покладавших рук ни зимой ни поздней осеню работая в залитых ледяными дождям котлованах… На костях, шептались, стоит дворец — как и вся столица…
(А какой город мира сего не стоит на костях?)
Именно здесь Георгий — еще мальчиком — мог погибнуть когда взорвалась бомба безумного Халтурина.
Фанатик, с изощренной хитростью проникший в придворные столяры, почти полгода таскал за пазухой и в карманах динамит мелкими порциями, хранил его в подушке, рискуя что сваренное на петербургских кухнях студентами — неучами зелье взорвется в любой момент, надышался ядовитым парами до чахотки… А убил лишь двенадцать солдат — таких же мужиков как он, героев недавно закончившейся русско-турецкой войны… Здесь тот же Халтурин, вешая картину в царском кабинете пока Александр II занимался бумагами за столом, хотел было подойти к ничего не подозревающему государю со спины и исполнить мечту народовольцев одним ударом тяжелого молотка…
Но не посмел… Не смог поднять руку на беззащитного человека? Это вряд ли — скорее просто растерялся. А может просто дело в том что план со взрывом бомбы оставлял шанс бежать а тут неизбежно был бы схвачен на месте преступления? Или… причина иного свойства? Среди бумаг дела первомартовцев нашел Георгий сообщения что когда обсуждался план еще первого покушения Лавров предлагал застрелить монарха с дальнего расстояния из штуцера — когда тот прогуливался в открытом ландо или лично принимал развод караулов у Зимнего… На что Вера Фигнер возразила — мол мало того что пуля оставляет шанс даже при тяжком ранении — так это еще «не подходящая для тирана смерть». Государя всероссийского по ее мысли должно разорвать в клочья в громе и огне — чтобы внушит всем истинный ужас.
Сюда привезли умирать деда (четыре дня назад минула годовщина!), а потом торопливо заменяли мраморные плиты на лестнице, залитые царской кровью…
Нет — наверное все же ему потребуется другая резиденция!
Между тем ужин закончился. После того как слуги убрали, кондитер расставил горки с конфетами, а старый гоф-фурьер, выглядящий не менее как действительным статским советником, в строгом темно зеленом с золотыми пуговицами сюртуке и в белом галстучке принес кофе со сливкам, и миндаль в вазочках а также еще горячий берлинский штрудель…
Закончился десерт, и унесли посуду. А в приоткрытую дверь проскользнул упитанный серый кот — по хозяйски оглядывавший царскую семью. Он был здесь дома — в коридорах и подвалах Зимнего несли царскую службу множество кошек — потомков привезённого Петром I из самой Голландии кота Томаса и выписанных Елизаветой Петровной из Казани «для ловли большого количества мышей в Зимнем дворце» трех десятков мурлык.
Но появившийся лакей не позволил коту беспокоить августейших особ — подхватил и вынес за дверь — тот даже не мяукнул…
Георгий невольно улыбнулся.
Как покойно и благостно все-таки, — промелькнуло у него. Как при