Через сорок восемь часов начались рутинные задачи. Корабельная система проанализировала данные с телескопов, Элви заглянула к катализатору, – отдать обычную дань уважения, – и запустила эксперимент. Протомолекула взаимодействовала, потоки данных записывались. Сокол тщательно следил за изменениями и эффектами. На сей раз Элви даже поспала. По-видимому, все эти околосмертные переживания измотали её сильнее, чем она думала, а кроме того, и смотреть-то особо было не на что.

Когда они закончили анализ, на мостик прибыл сам Сагаль, и зависнув, уцепившись рукой в поручень, а ногой упираясь в уступ, с видимым удовольствием оглядел экраны с потоками данных.

– Мехмет, – позвала его Элви.

– Майор Окойе, – Сагаль кивнул в сторону главного монитора. Там, целиком поместившись на экране, крутилась маленькая, но массивная звезда – единственное космическое тело на расстоянии двух световых лет от врат Текомы.

– Скажите мне, что эта система – самое важное научное открытие всех времен.

– Нет, – ответила Элви. – Уверена, переходящий приз всё ещё за большим зеленым бриллиантом. Но она удивительная.

Нейтронная звезда на экране была слишком горячей, чтобы сильно излучать в диапазоне видимого спектра, но компьютеру всё равно пришлось уменьшить яркость, чтобы не слепить всех в помещении.

– Больше трёх звездных масс набито в шар с пол Род-Айленда, – прокомментировала Джен.

– Кто такой Пол Родайленд? – спросил Тревон. До того, как все они стали лаконианцами, он был марсианином.

– Майор Окойе, – сказал Сагаль, полностью игнорируя атмосферу стёба.

– Я правильно понимаю, как это выглядит? Единственная бесполезная звезда в системе, лишенной других артефактов или пригодных планет.

Что-то в его тоне настораживало. Будто его вопрос жутко формален, как под присягой. Ей показалось даже, что она участвует в каком-то ритуале, суть которого он прекрасно понимает, а она – нет.

– Нуу... Выглядит так..., – осторожно ответила она. – Да.