Он узнал его голос и обрадовался: Арефьев, несмотря на то, что работа над предложенной им катапультой не состоялась, оставался, пожалуй, самым близким после Таи человеком в центре: они часто встречались, дружили семьями.
— Здравствуй, здравствуй, Игорь Андреевич. Что же это ты, выписался из госпиталя и помалкиваешь? Или плохо себя чувствуешь?
— Отлично себя чувствую, Юрий Григорьевич. А помалкивал — не хотел вам надоедать, отрывать от дел. Как там «Супер-Фортуна»? Слышал, «Иван Иванович» остался доволен?
— Вполне. Ты бы зашел, хочется посмотреть на тебя, поговорить.
— Когда прикажете?
— Тебе я не приказываю, а прошу. И рад видеть в любую минуту. Сможешь прийти сейчас?
— Иду…
Он пришел минут через десять в модном вельветовом костюме, в кремовой, с ажурной вышивкой рубашке: Дина ухаживала за ним, как за послушным милым ребенком. Он и в самом деле был мил: худощав, тонок в талии, лицо красивое, бледновато-смуглое, глаза умные, внимательно смотрят из-под густых изогнутых ресниц, пальцы рук длинные, изящные… Даже не верилось, что под этой женственно-нежной внешностью скрывался сильный характер, волевой человек. Веденину захотелось обнять его, но он сдержался — мужчинам не к лицу выставлять напоказ свои чувства. Просто крепко пожал ему руку.
— Выглядишь ты — будто только что с Черноморского побережья. Посвежел, подзагорел.
— Так целый месяц бездельничал. К этим эскулапам только попади, все косточки перещупали.
— Значит, все в порядке?
— В полном, Юрий Григорьевич.
Они сели рядом, продолжая рассматривать друг друга. Веденин догадывался, Игорь пришел с какой-то просьбой, и ждал, когда он ее выложит, но тот почему-то медлил. Спросил о здоровье Таи, о Батурове, и лишь когда Веденин рассказал о последнем разговоре с Андреем, Арефьев сказал:
— Разрешите мне, Юрий Григорьевич, вместо Батурова? Все-таки как-никак «Фортуна» моя крестница.
— Начальство не будет возражать? Даже Измайлов заартачился.
— Измайлов — известный перестраховщик. А начальство, думаю, разрешит: в ближайшее время у меня никакой работы не предвидится.
— В таком случае готовься. Через две недели — испытание.
ОСОБОЕ МНЕНИЕ ИНСПЕКТОРА ПЕТРИЧЕНКОВА
Петриченков летел к месту происшествия с ясным представлением плана действия и в превосходном настроении: именно ему главком доверил возглавить группу по расследованию серьезного и сложного (он был уверен в этом) происшествия. А он-то уж постарается оправдать доверие. Да, Гусаров, получивший в свои лучшие годы кличку Рентгена, стареет, это ясно всем: стал чрезмерно осторожным, мнительным. «В нашем деле — семь раз примерь, один отрежь…» Вот и меряет по всякому пустяку по семь раз, а дело стоит. Сколько он еще будет возиться с «элкой»? И летчики будут сидеть на земле, терять летные навыки. А причина — яснее ясного, с вещественным доказательством. Другого и быть не могло: так взмыть на посадочном не позволил бы самолету самый малоопытный, самый слабоуспевающий курсант. А оборвалась тяга — тут уж ничего не поделаешь, самолет стал неуправляемым: дашь обороты, самолет полезет вверх еще круче и еще быстрее свалится на крыло; можно было триммером, но разве сообразишь в той ситуации; Мельничнов скорее всего пытался ручкой управления исправить положение, посчитав, что руль высоты попал в затенение от воздушного потока или самолет подбросило порывом ветра — ветер-то был порывистый до восьми, а может, и более метров в секунду.