Имперский флот слишком полагался на оптические директоры артиллерийского огня.

Причудливые белые хризантемы, каждая с хороший дом размером, вспухли на месте каждого пузатого бочонка химической бомбы и обманчиво медленно сели на палубу суперлинкора. На какое-то время над водой повисло молочно-белое плотное облако, из которого выдавались только нос и верхушки мачт имперца. Один из бочонков с ударным подрывом размазался точно между первыми двумя башнями, и теперь плотный столб непроглядного белого дыма хлестал по передней надстройке и средней части корпуса цели.

Из облака ударили струи трассеров, но вразнобой. Да и повторить свой манёвр с креном «имперец» не мог при всём желании. Разве что затопить отсеки по угрожаемому борту, но при их размере времени на это требовалось столько, что торпедоносцы Розового лидера успевали в любом случае раньше.

– Попадание! – голосом спортивного комментатора выкрикнула Рысь в кабине гидроплана высоко над целью. – Попадание! Достали его! Пять торпед в один борт!

Из неуклонно рассеивающегося дымного облака медленно, с хорошо заметным креном, показались обводы суперлинкора.

– Чёрный лидер, атакую. – Юнона Тояма отправила самолёт в пике. Сквозь облако дыма оказалось не так-то легко целиться, но одна бомба всё же нашарила свою цель. У кормы «имперца» полыхнула вспышка разрыва.

– Убавили мы ему прыти, – довольным тоном сказала Газель Стиллман. – Раза в два скорость упала.

– Армейцы идут в торпедную атаку, командир! – предупредила Марыся Пшешешенко.

Теперь, когда суперлинкор потерял ход и наполовину ослеп, манёвр кавалерийских эсминцев больше не выглядел самоубийством. Неуверенные залпы, по одной башне за раз, ещё успели поднять брызги на пути окутанных дымом завесы эсминцев, но затем каждый из них по очереди заложил крутой поворот и канул обратно в дым – уже без торпед в аппаратах.

– Смотрите! – выкрикнул кто-то.

На корме суперлинкора, там, куда Тояма положила свою бомбу, поднялся исполинский столб пламени. Корму, чуть дальше первой тяжёлой башни, попросту оторвало. Корабль осел и тяжело завалился назад. Следы торпед – идеальный веер! – один за другим проходили всё ближе и ближе к стремительно уходящему в зенит носу. И всё так же, один за другим, проскальзывали в ничем более не занятой пустоте, ниже воздетого к небесам алого киля.

«Адмирал Хорнблязер» (всё, что от него осталось) так и ушёл на дно – под тридцать градусов к горизонту, без единого торпедного попадания… и без единого заметного выжившего на грязной морской глади в пятнах мазута и лужицах дымящейся огненной смеси.

Далеко внизу, зарывшись носом в океан, покачивался на волнах без хода и вроде бы даже совершенно раздумал тонуть искалеченный «МакКейн». Самолёты, один за другим, в плавном вираже набирали высоту – виток за витком.

– Командир. – Церес Формайл отключила связь, чтобы её слышала только напарница, и несмело обратилась к Газели: – Направленная моргалка с «Блискавицы». Только нам. «МГ-ГС: 225». И на повтор.

Газель Стиллман издала звук провалившегося в щель между стеной и диваном котёнка, но всё же нашла в себе достаточно сил, чтобы качнуть в ответ крыльями. Моргалка погасла.

– Командир? – Церес Формайл почувствовала, что пилоту не так-то легко удерживать самолёт на курсе. – Что-то случилось?

– Я… – выдавила Газель. – Я тебе потом расскажу. Наверное… Вот помирать лягу от старости – и сразу же расскажу!