— А хочешь вообще избавиться от этих приступов?

— Конечно хочу, я же не мазохистка. Скоро они каждую неделю начнут меня мучать, и никакая Атаи не поможет. Она после каждого сеанса помощи четыре недели как зомби ходит.

— Тогда пошли. Михаил, я оплачу твой интернат еще на шесть лет, но попозже.

— Деньги не примут, я типа проблемный ребенок. Слушай, а если я до твоих глаз дотянусь, их получится выдавить? Или они как кожа?

— Как кожа. Рекомендую бронебойные крупнокалиберные патроны, чтобы я хоть что-то почувствовал.

— Вот черт. Ты хоть представляешь, сколько народу угробил?

— Тех, кто атаковал сервера моего родного мира, мне не жалко.

— Но были и те, кого ты подчинил и заставил оборонять НИИ. Они ведь тоже все сдохнут! Тебе их не жалко, ирод? А персонал НИИ, на который сбросят бомбу?

— Не жалко.

— Ах ты…

— Всех, у кого были нейрошунты и вычислительные импланты, я сумел переконвертировать в жителей проекта-Инь. Это заняло по внутреннему времени сотни миллиардов лет, но я справился.

— То есть… ты хочешь сказать, я не один такой? Настоящий человек среди долбанных сраных программ?

— Не один. Я распределил вас по одному в интернаты в среднеразвитых, но благополучных и стабильных мирах.

По лицу Михаила внезапно побежали слезы.

— Слушай, гад, а ты не мог бы меня отвести к Потапу Дмитриевичу? Я его знаю. Так охота с кем-то поговорить, кто тебя понимает.

— Мог бы. Ему биологически семь лет уже, кстати. А ты не мог бы прекратить думать, как бы меня покалечить?

— Мог бы. Наверное. Но пока Потапа не увижу вживую и не поговорю с ним, перемирие будет временным.

— Ну и кто из вас сильный математик? — оторопело спросила Ева, разглядывая слепого старика и двух, таких разных, молодых девушек.

Старик неуверенно потоптался по земле и повернулся на ее голос.

— Что за ерунда? Моя кожа чувствует ветер. А под ногами неровная земля и камушки. Мы что, уже не в камере?