Книги

Глиняный колосс

22
18
20
22
24
26
28
30

— Нас ждут, господин Смирнов… — Спокойный голос генерала приводит меня в чувство. — Поторопитесь! — Локоть уже, кажется, обхватили кузнечные тиски.

Действительно… Да и с чего ты взял, что ходила сюда она из-за тебя? Придумал? С какой стати ей, даме высшего света, просить за какого-то ряженого уголовника… Который то поручик, то арестант, то рядовой казак? Какие-нибудь дрязги, связанные с папам наверняка… Господином Куропаткиным. Земельные, возможно, да мало ли что? А о тебе… Ты для нее никто, Слава. Оне даже разговаривать не желают непонятно с кем…

И, стряхнув с себя наваждение, я покорно следую за генералом в распахнутую дверь кабинета. Впрочем, на сей раз почему-то без уныния… Возможно, предчувствую, что это вовсе не конец? Хорошо бы!

События последних нескольких дней настолько непредсказуемо повернули мою жизнь с ног на голову, что удивить меня чем-либо сейчас — крайне трудно. И окажись в комнате за столом кто угодно, хоть мать Тереза — и ее принял бы как должное. Удивился бы, конечно, сперва, но поведал бы о будущем, как пить дать. Сказал бы — так, мол, и так, уважаемая мать, но в будущем все — хреново! И если не уделите мне должного внимания, то и грядущее ответит соответствующим образом. Такие вот дела, мать! Единственного не понимаю — так это почему вас звать Сергеем Юльевичем, уж простите за дерзость?..

Впрочем, человек, сидящий напротив, напоминает мать Терезу меньше всего: крупных габаритов фигура в гражданском костюме с аккуратно повязанным галстуком. Из-под высокого лба с зачесанными назад волосами на меня смотрят умные, внимательные глаза. Густая, но тщательно подстриженная борода дополняет образ человека делового, с замашками, как бы это выразиться… Властными, что ли? О таких людях можно смело сказать, что приказывать они умеют и привыкли. Что, в общем, не отменяет их умения схватывать все на лету. Потому-то они там, на самых верхах, и оказались, в общем… Странно, я частенько сравниваю незнакомых людей с теми или иными известными персонажами. Водится за мной такой грешок, бывает… Но в данном случае — ничегошеньки не могу придумать! Как чистый лист!

— Ваше высокопревосходительство, добрый день!.. — Мищенко вытягивается, отдавая честь. — Возвращаясь к нашей утренней беседе… — заговаривает было он.

— Полно, Павел Иванович, отбросим регалии…

Человек неожиданно легко встает из-за стола, подходя к нам. Оказавшись к тому же высоченного роста. Пожав генералу руку, здоровяк не тормозит, переключая внимание на меня:

— Речь в нашем разговоре шла о вас, господин…

Возникает неловкая пауза. Я бессмысленно таращусь на Витте (ясное дело, в голове моей сейчас одна мадемуазель Куропаткина), тот — явно ждет моей фамилии… А Павел Иванович, очевидно, решил, что представлюсь я сам…

— Смирнов, ваше высокопревосходительство! — наконец возвращаюсь я в бренный мир, вытягивая руки по швам. — Вячеслав Викторович!

— Итак, господин Смирнов… — При упоминании моих инициалов граф почему-то задумчиво смотрит на дверь, будто услыхав что-то знакомое. — Павел Иванович сообщил, будто вы располагаете крайне важной и полезной информацией о нашем Отечестве…

Остановившись напротив, премьер буравит меня пристальным взглядом, после чего продолжает:

— …Не стану интересоваться у вас, каким образом вы сумели оказаться тут, с нами… — Он разводит руками, едва заметно подмигивая Мищенко. — Но, раз уж оказались, да еще и по такой протекции… Буду рад вас выслушать, и крайне внимательно!

Замерев в компании этих двух людей, одного — в генеральских погонах, другого — в ранге премьера, я неожиданно ловлю себя на мысли, что не знаю, с чего начать. Действительно, сколько можно? Рассказывать Матавкину о гибели всех его надежд и, как оказалось, о смерти его собственной… Затем — все то же, но Рожественскому. После — врать Линевичу про то, чего не было, и чуть-чуть о том, что было. За бутылкой водки в степях Маньчжурии делиться с Мищенко правдой, что берег ото всех, и, стоя напротив финансовых воротил и продавшего тебя адмирала, изворачиваться и юлить… Чтобы оказаться тут в итоге. Что же мне рассказать теперь, сейчас? Когда я как нельзя ближе подошел к той персоне, которая и решает все в этом государстве? Можно предположить, что именно он выслушает меня следующим.

Я поднимаю глаза. С портрета над столом на меня молча взирает тот, приставкой к имени которого частенько употребляют «Кровавый». После одноименного воскресенья… Так ли это на самом деле? В конце концов, именно к нему, Слава, ты так долго шел. Так что — вперед, остался один шаг!

Почти привычно уже набираю полную грудь воздуха.

— Ваше высокопревосходительство, знаю, это прозвучит странно и неправдоподобно, но все же… — Я распрямляю плечи, глядя Витте прямо в глаза. — Я попал сюда, в тысяча девятьсот пятый год, из двадцать первого века. Из две тысячи шестнадцатого года…

— Сенсация, сенсация!!! — Писклявый голосок заставляет вогнуться внутрь барабанные перепонки. — Морское сражение у Сахаринских берегов, япошки повержены! Сенсация…

Эвона как… Именно «Сахаринских»? Не Сахалинских, нет?.. Я с трудом открываю глаза. Действительно, пацану-газетчику надо в реанимации работать. Покойников будить то есть… Будет спрос!