– Тело нужно похоронить, – начал очень мягко говорить дед, – оно и так очень долго перележало, больше тянуть нельзя, нужно завершить эту процедуру.

Симон сам до конца не осознавал, откуда берётся это странное переживание. Что его так тревожит, встреча с родными и близкими или их осуждение. Возможно, есть ещё какая-то причина, о которой он пока не помнит. Разумом он понимал, что и глава, и дед, и брат говорят правильно, но его нутро почему-то упиралось двумя руками, и никак не соглашалось идти в этот недобрый путь. Но как оказалось, долго его уговаривать никто не собирался. Дед и Алик подошли сзади, и Симон потерял управление своей душой, было полное ощущение, что его парализовало. Он всё чувствовал, всё понимал, как говорится, был в полном сознании, но сделать ничего не мог. А дед и брат расположились сзади таким образом, что Симон чувствовал их, как два своих крыла. Глава рода в это время уже сформировал портал, и первый вошел в него, дальше могло показаться, что шли три души, но по факту двое тащили третьего. Симон смирился, и даже не пытался сопротивляться. Он сделал себе установку, что его просто должны провести по этому маршруту и хочет он этого или нет, а пройти его всё равно придётся.

Выход из портала был возле дома Симона. Тело с морга уже привезли, оно лежало в ггроб в беседке, которую собственными руками он построил. Сейчас идут последние приготовления, для того чтобы отправить умершего в последний путь. Душа пытается рассмотреть своё тело, оно в ужасном состоянии, его узнать практически невозможно. Даже неверится, что это оно служило верой и правдой ему столько времени. Справа и слева, он ощутил успокаивающие вибрации, наверное, душа начала сильно нервничать, и он физически ощутил поддержку своих близких. Так конечно проще сталкиваться со сложностями, не то, что в прошлый раз. Симон сам себя поймал на мысли: « А какой был прошлый раз?». Память ему закрыли, но нутро всё равно напоминало какой-то нехороший опыт. Но дальше Симон эту мысль развить не успел, потому, что он увидел Галушку, она была в шоковом состоянии, для неё сейчас наступило страшное время. Мама и младшие сёстры были в беседке. Некоторые соседи, и родственники тоже пришли проститься. С виду всё было тихо, каждый занимался своим делом. Но кроме гнетущей атмосферы, он уловил ещё какие-то вибрации, не знакомые для него. Это были неприятные ощущения, он отчаянно пытался понять, что это?

– Заговор, – одним словом сказал Алик.

Точно, ему хотелось сказать недосказанность или умолчание, но это были не те слова, а вот заговор это самое то, и им здесь буквально разило. Значит, что-то скоро вылезет наружу, но что. Симон стал наблюдать за непонятной для него сценой. Галушка подошла к свекрови и золовкам, задала какой-то вопрос. Её проигнорировали, сделали вид, как будто бы её не слышат. Тогда она повторила свой вопрос второй, а после и в третий раз, и только тогда ей всё- таки кто-то нехотя ответил одним словом. Вдова развернулась и ушла. Симон опешил от такого обращения. Галушка и его родственники никогда не жили, душа в душу, но и плохо к ней никогда не относились. А тут получается, что мама и сёстры разговаривают только между собой, а к его жене относятся как к пустому месту, словно её вообще не существует. Если бы Галушка сама к ним не подходила, они бы её просто не замечали, причем не замечали намеренно. Его кровные родственницы определённо что-то задумали и тщательно это скрывают. Скорее всего не хотят, что бы об их тайне узнали посторонние люди и терпеливо выжидают подходящее место и время для выяснения дальнейших отношений. Сейчас это напоминает затишье перед бурей, а то, что буря будет, Симон уже не сомневался.

Подъехал катафалк, люди занялись последними приготовлениями, кто-то понёс гроб, кто-то крышку, кто-то венки. Галушка ещё раз подошла к маме, но та опять отделалась одной фразой. Симон уже сбился, какая по счёту это была попытка невестки поговорить со свекрухой. Тем временем друзья и родственники расселись по своим автомобилям, чтобы поехать вслед за автобусом. Рядом с гробом остались самые близкие люди, мать, три сестры и вдова. Симон парил сверху, и наблюдал за своими любимыми женщинами. Как же им сейчас тяжело и горько, слышался не громкий плач. Но молчание продлилось не долго. Как только завёлся двигатель катафалки и автобус поехал, начали говорить те, кто так долго и упорно целый день отмалчивался. Свекровь и старшая сестра буквально обрушили гневные тирады в сторону невестки.

– Посмотри, посмотри на него, – указывает пальцем в гроб свекруха, – это ты его довела, это ты во всём виновата, ты жадная, вечно тебе денег не хватало. Зачем ты вообще появилась? Всю жизнь моему мальчику испортила.

– Угробила мужика, – продолжила атаку старшая из сестер, это ты Симе могла лапшу на уши вешать, я то про тебя всё знаю, дети то нагулянные, дети то не наши. Ты просто использовала его в своих целях и не любила ты его никогда, тебе нужны были только деньги.

– Хватит, прекратите, – это всё что могла сказать Галушка, слёзы заглушали её голос, она сидела в шоковом, полуобморочном состоянии.

Младшая из сестёр сидела тихо, почти не говорила, в основном кивала головой и со всем соглашалась. Средняя держала нейтралитет, не обвиняла ни в чём неповинную вдову, но и не защищала тоже. Лишь изредка говорила: «Перестаньте, успокойтесь». Но две взрослые женщины не унимались, они только набирали обороты. По очереди выдвигали всё новые и новые обвинения, и обзывали бедную девушку самыми последними словами.

Симон смотрел сверху и просто не верил в происходящие, его кровные родственницы, толпой, как голодные чайки накинулись на его бедную супругу. Сейчас он чувствует, кто больше всех страдает, кто любит его, и сожалеет о случившемся. Её оставшуюся одну без защитника, морально уничтожают те люди, в которых он верил, и видел опору для его семьи оставшуюся без кормильца. Они же набросились на неё при первом удобном случае, не постеснявшись даже не упокоенного тела. Душа Симона плакала. Дедушка и Алик, два верных крыла, тоже, наверное, начали расстраиваться от увиденной сцены, это он понял по тому, что его стали питать малой дозой успокоительного. Ещё бы, нужно иметь железные нервы, что бы не реагировать на такое, а дед и Алик лично знают всех четырёх женщин скандалисток, это тоже их родственницы, и им горько видеть такой поворот событий. Дед жестом обратился к главе. Глава приблизился к Симону, и прикоснулся к голове, расстроенную душу, как будто оглушило. Словно человека по голове битой ударили, и он с трудом понимает, где он сейчас находится, и что вообще происходит. Вот похожее ощущал Симон, физической боли не было, это была лошадиная доза транквилизаторов. Глава обратился к деду и Алику.

– Сами то как? В порядке? Справитесь?

– Сами справимся, – сказал дед, – на поддержку Симона силы заканчивались.

Траурная колонна добралась до кладбища. И тут в двух ругающихся бабах, произошла чудесная перемена. Они больше не обвиняли молодую девушку во всех смертных грехах, они плавно перешли на плач, и были теперь безутешными провожающими сына и брата в последний путь. Сейчас было трудно сказать, что поспособствовало такой быстрой перемене, то ли и в правду поняли, что видят Симу в последний раз, то ли появление других людей заставило снова одеть их свои маски. А на улице шел дождь, землю в округе очень быстро растоптали, и она превратилась в грязевое мессиво. Симон понимает, что уходит очень не красиво. Сама природа выбрала для прощания очень противную погоду. Все люди промокли насквозь, их одежды были испачканы, и каждый хотел, чтобы церемония как можно быстрей закончилась. Поэтому прощание было не долгим, крышку быстренько забили, и гроб опустили в могилу и закопали её мокрой грязной землей.

– Ну вот и всё, – с некоторым облегчением сказал Симон.

– Еще не всё, – сказал глава, внимательно осмотрев подопечного, – сейчас соберутся люди, покушают, помянут тебя, а мы послушаем. Только после этого отправимся домой, а пока ещё терпи, я думаю теперь полегче будет.

Симон внимательно смотрел за Галушкой, в какую машину она сядет. Она села к своим родственникам и обратная дорога была тихой и спокойной. Она смотрела вдаль невидящим взглядом, и печаль не сходила с её лица. Когда они приехали домой, Галушка зашла в комнату и не выходила оттуда. Она горевала от потери мужа, от жестокого и не справедливого обращения его родственников. А в это время на улице накрыли столы, достали спиртное, начали поминать. Сразу было всё хорошо и приемлемо, а потом кому-то из родичей спирты ударили в голову и за столом пошел веселый разговор, хохот и ржач. Спасибо хоть песни петь не начали, подумал Симон. Галушка за стол так и не вышла, а звать её никто не собирался. Когда поминки подошли к концу, то родственники начали потихоньку разгребать оставшуюся еду домой. Забрали всё до последней крошки, даже кастрюлю с борщом унесли. Единственное что оставили, это два поминальных свёртка с конфетами, что бы дети, помянули папу. У Симона закончились эмоции, его родственники как сороки растащили всю посуду с дома, где он, когда то жил. Но сейчас его душа почувствовала какой-то особый негатив, направленный в его сторону, он внимательно осмотрелся, чтобы увидеть источник. Это была Галушкина сестра, она гневно говорила:

– Добился-таки своего, наложил на себя руки. Машину разбил, дом на себя не оформил, ни детей, ни жену не прописал, сделал их бомжами. После себя ни копейки денег не оставил, бросил семью на произвол судьбы.

Каждое её слово резало по живому, и хуже того что возразить нечего, эта девушка была права. Глава внимательно посмотрел на Симона и на двух сопровождающих, властно сказал:

– Всё, достаточно, возвращаемся, нам есть о чем подумать.