— Умерла? — Девочка никак не могла понять. — Она на батарейках? Ты их заменишь?

— Нет, Тыковка, у кроликов нет батареек. — И в такой день его оставили с ребенком! Как его мамы могли? Ах да, они поехали в больницу... Но эту мысль он сразу подавил. — Мисс Легконожка — какмисс Маркер, учительница воскресной школы. Помнишь, она умерла, и мы похоронили ее у церкви?

Келли заплакала.

— Я не хочу хоронить Легконожку! Я больше ее не увижу!

Укия вспомнил, что может больше не увидеть маму Лару, и зажмурился. Нет, нет, все будет хорошо. Но что делать с кроликом ?

— Тыковка. — Сейчас он повторит то, что сл шал в церкви. — Келли, если мы не похороним Легконожку, как она сможет отправиться к Богу? Ты хочешь ей счастья, но нет счастья большего, чем жить с Богом!

Его сестра замолкла на середине всхлипа.

— Если мы ее не похороним, она не полетит на небо ?

Укия сморщился. Господи, сколько ошибок тут можно наделать!

— Ты огорчишься, если один человек скажет, что ты можешь пойти в чудесное место, а другой тебе не позволит ?

Келли всерьез задумалась. Наконец она сказала:

— Надо похоронить мисс Легконожку. Мы сделаем похороны, да? Будем петь и молиться, а п том есть пироги с пуншем?

Сначала он не понял, потом вспомнил: учительницу из воскресной школы хоронили именно так.

— Конечно, Тыковка.

Совком и садовой лопатой они вырыли могилу в розовом саду мамы Лары, потом высыпали остаток овсянки в пакет и взяли круглую коробку для гроба. Келли решила положить с Легконожкой несколько лучших роз мамы Лары, и Укия не возражал; он знал, что мамы были бы вовсе не против. Юноша и девочка встали на колени во свежевскопанной земле, и Келли сложила руки, подражая преподобному Брауну:

— Теперь помолимся.

Укия тоже сложил руки. Сначала он собирался просто тихо посидеть, но вдруг понял, что горячо молится: «Господи, пусть с мамой Ларой все будет хорошо. Пусть ей вырежут опухоль, от которой ей так плохо, и она вернется домой. Пусть она нас не покинет! Не надо, чтобы мама Джо плакала, и Келли будет очень плохо. Прошу тебя, Господи, пусть она не умрет!»

... Укия стоял на коленях на холодном бетонном полу громадного склада, по щекам его бежали слезы. Хеллена все еще крепко держала его, но в глаза больше не смотрела. Смотрела она на Ренни, между ними шел какой-то безмолвный разговор. Наконец ирландец оглядел собравшихся, словно собирая голоса.

— Мальчик, — он повернулся к Койоту, — будет жить. Он часть Стаи, и ты его не тронешь.

К Койоту обратились глаза всей Стаи, и их холодная решимость стала между ними невидимой стеной. Тот недовольно осмотрел их: