1. ЯН

«Парк, усыпанный розовой скорлупой, – остров посреди затвердевшего неба… Фламинго… Фламинго в углах моего подземелья…»

2. ДИНА

Был прекрасный майский день. Наступил тот долгий предвечерний час, когда время приобретает свойство замирать – и оно почти замерло; в воздухе плыли густые запахи цветущих садов; природа томилась во вновь обретенной юности, и все было пронизано льющимся сверху нежным сиянием. Солнце набросило на город тончайшую золотую сеть – лучистую вуаль, которая оживляет даже глубокие тени и держит их в плену неясной тоски и сладостных беспочвенных надежд…

Человеческие фигуры казались издали мозаичными творениями пуантилиста, пронизанные светом кроны – изящнейшими полуволшебными витражами; все звуки были отчетливыми и чистыми, как грани и толща хрусталя; только эхо оставалось внутри – слишком тихая невыразимая музыка жизни, услышанная будто в первый раз. Или просто хорошенько забытая с раннего детства. У того, кто прислушался, возникало некое предчувствие. Скорее всего чуду не суждено произойти. Возможно, это была та самая минута, в которую зарождалась подлинная тайна…

Молодая женщина медленно катила коляску по аллее парка. То, что она счастлива, было видно сразу же. Не важно, что произошло вчера и что случится завтра; в тот день она находилась в гармонии со всем миром. Мыслям о старости или о грязном белье не было места. Ее сын спал; на его лице отражался немыслимый для взрослых покой, будто неподвижное пятно света, пробивавшегося изнутри, сквозь тонкую кожу. Дыхание было почти незаметным; ресницы не подрагивали; маленькая рука прикрывала солнечное сплетение и казалась отлитой из фарфора.

Блаженный сон невинности. Изгнание из рая еще впереди. И сердце матери пока спокойно. Она была удовлетворена физически и чувствовала себя великолепно. В ее жизни кое-что изменилось к лучшему. Она справилась с интимной проблемой. Избавилась от тревожащего комплекса. Спустя несколько месяцев после рождения ребенка она наконец-то испытала полноценный оргазм. Теперь она еще сильнее сблизилась с мужем. Растаял последний лед – обломок того самого айсберга, который на девять десятых в подсознании. Все стало… острее, что ли. Свободнее, ярче, контрастнее. День или ночь вместо серых сумерек. Если это не любовь, значит, она вообще не знала, что такое любовь.

Женщину звали Дина. Ей только что исполнилось двадцать лет. Не каждый назвал бы ее красивой, однако в ней было что-то еще более эфемерное и преходящее, чем красота, – свежесть и непосредственность, граничащие с наивностью. Сочетание, возбуждающее подпорченные цинизмом и преждевременно состарившиеся души.

Кроме того, у нее были стройные ноги, узкие бедра, тонкая шея. Грудь небольшая; еще совсем недавно не хватало молока. Волосы светлые, с пепельным отливом. Это был их естественный цвет. Короткая стрижка с чуть более длинными прядями на висках. На лице минимум косметики; губы вообще не тронуты помадой – они потрескались и слегка припухли после «веселой», почти бессонной ночи. Кожа чистая, уже успевшая чуть загореть и приобрести персиковый оттенок; зубы белые, между двумя передними – небольшая щель («как у Мадонны» – утешал Дину отец лет пять назад, когда она не на шутку страдала и старалась пореже улыбаться).

В тот день на ней были джинсы в обтяжку, коттоновая мужская рубашка и кроссовки. Издали ее вполне можно было принять за мальчика. Она вся – воплощеный унисекс. Нательный крест из полированного полудрагоценного камня поблескивал в треугольнике расстегнутого ворота. Обручального кольца Дина не носила, хотя на ее тонких пальцах было многовато серебра.

Коляска была небольшой, синего цвета; на полупрозрачных шторках, защищавших лицо ребенка от прямых солнечных лучей, были вытканы стилизованные фламинго. Дина предусмотрительно запаслась всем необходимым для длительной прогулки. В багажной сетке лежали пакет с памперсами, баночка с подогретым детским питанием, бутылочка с соской, одеяло (для него), фляга с водой, зонт, джинсовая куртка (для нее). Дина оказалась весьма благоразумной, если учесть ее небольшой материнский стаж, и ей было приятно это осознавать. Она полагала, что хорошо подготовилась к разного рода неожиданностям. Иллюзия стабильности и прочности семейного счастья – одна из самых дорогих и хрупких. Кое-что Дина открыла для себя совсем недавно, но она быстро взрослела.

Женщина, катившая коляску, прошла мимо скамейки, на которой сидели полураздетые парни и пили пиво. Из бум-бокса доносились истошные вопли «Prodigy». Парни откровенно разглядывали молодую мамашу и отпускали на ее счет громкие замечания. В другое время она испытала бы как минимум смущение и злость, но не сегодня. Агрессия посторонних самцов разбивалась о невидимую стену покоя и светлой радости, отгородившую Дину от остальных. Она едва заметно улыбалась.