Третий охранник насмешливо, но очень внимательно наблюдал за происходящим, не вмешиваясь в перебранку. Ганс и Йоган, увлеченные руганью, которая, видимо, происходила между ними нередко, совсем перестали обращать внимание на полтора десятка пленных, которых должны были охранять. Упустить такой случай было просто преступно.
Ганс, уже снявший винтовку с плеча, вдруг судорожно дернулся и как-то странно прогнулся в плечах, отводя их назад и роняя свой маузер «К-98» на щебень насыпи. Между лопаток у него торчала кирка, острый конец которой глубоко вошел в спину немца. Болдырев с каким-то страшно-зверским лицом продолжал удерживать ее за рукоять, не давая практически мертвому охраннику упасть. Секунду спустя он медленно, словно нехотя, разжал побелевшие от напряжения пальцы, отпуская кирку.
Тот самый конвоир, который все это время не вмешивался в свару между своими, удивленно смотрел, как Ганс опустился сначала на колени, а затем ткнулся лицом в насыпь. Долго удивляться ему не пришлось. Стоявший ближе всех к нему пленный с натужным, хриплым выдохом ударил немца штыком лопаты по горлу, раскроив его от уха до уха. Из большой рваной раны хлынула густая черная кровь.
Йоган, пожилой охранник, который пожалел детей, с ужасом смотрел на происходящее, не в силах оказать сопротивление или хотя бы подать сигнал тревоги на стоявшую впереди состава железнодорожную платформу. На ней, возле тяжелого крупнокалиберного пулемета «браунинг», сидели остальные солдаты-конвоиры. Это замешательство стоило сердобольному немцу жизни. Понимая, что его замешательство не будет длиться вечно, Бузько наотмашь ударил Йогана своей киркой по голове. Каска, которая должна была защищать голову немца от случайных пуль и осколков, оказалась совершенно бесполезной перед мирным шанцевым инструментом.
– Хватайте оружие, и к лесу! – задыхаясь, проговорил Бузько, первым поднимая винтовку убитого им конвоира и торопливо расстегивая на нем ремень с патронными подсумками, ножом и фляжкой. – Быстрее, славяне! Быстрее, пока эти суки не опомнились…
С платформы по-прежнему доносились беспечные звуки губной гармошки. Получившие неожиданную свободу пленники не заставили себя повторять дважды. Они врассыпную кинулись с полотна дороги к лесу. Немногие из них сообразили, что бежать надо, пригибаясь и петляя, чтобы остальные конвоиры не сразу их заметили.
Бузько бежал, пригнувшись, задыхаясь от волнения и внезапной нагрузки одновременно. Сзади он слышал такое же натужное, хриплое дыхание Болдырева.
– Макар, дети… – прохрипел Болдырев, нагоняя Бузько и пытаясь придержать его за руку. – Может, они еще живы…
– Я понял…
Задержавшись, Макар попробовал осмотреться, хотя прекрасно понимал, насколько он рискует. Немцы в любой момент могли обнаружить попытку побега и открыть стрельбу.
Болдырев первым наткнулся на тела девочки и мальчика, которому повезло больше, чем его сестренке. Пуля Ганса прошла по касательной, лишь содрав с головы лоскут кожи. Ребенок потерял сознание от боли и страха. Понимая, что спасать надо того, кого можно спасти, Болдырев сунул винтовку Бузько.
– Прикрой, в случае чего…
Подхватив бесчувственное тело ребенка, Иван распрямился в полный рост и, прихрамывая на так и не зажившую ногу, устремился к лесу. До него было совсем недалеко, когда от железнодорожного полотна раздался одиночный выстрел.
– Ахтунг! Хальт! Фойер! – прозвучало несколько запоздавших команд одновременно. И почти тут же затрещали выстрелы из карабинов, которые мгновенно потонули в грохоте крупнокалиберного «браунинга». Пули с сухим шорохом пронеслись над головами убегающих людей, срезая ветки деревьев, как бритвой. Иван, бежавший впереди Бузько с ребенком на руках, перед самым лесом вдруг споткнулся, с размаху заваливаясь в кустарник. На плече у него расцвело большое багровое пятно.
– Макар, мальчишку прими, – прохрипел он, тщетно пытаясь подняться на колено.
– Вместе уходить будем, Ваня, – нагибаясь над товарищем и помогая ему подняться, ответил Бузько. – Только вместе…
Глава 4
Генерал Болдырев провел по лицу рукой и тряхнул головой, словно отгоняя какое-то наваждение. Рассказ о том, как его дед, раненный в спину, спасенный им мальчик Петрусь и Макар Капитонович все-таки смогли укрыться в лесу, он с детства помнил до мельчайших подробностей. Как почти сразу же они наткнулись на два десятка таких же, как и они, окруженцев, которые пытались пробиться через линию фронта, не имея даже представления, где она проходит. Как потом скитались по Полесью, собирая «товарищей по несчастью» и не забывая мстить немцам при каждом удобном случае. Как оставшиеся в живых сумели прорваться к своим только в конце октября. Как проходили проверку в фильтрационном лагере НКВД, чуть было не угодили на Колыму, но все обошлось благодаря тому, что стали нужны специалисты по организации диверсионных групп для работы в тылу у гитлеровцев…
Все эти рассказы генерал слышал не раз и не два и не уставал поражаться тому, сколько сил оказалось у его деда и дяди Макара, чтобы выжить, не сломаться, найти свое место в строю. Кстати говоря, старик Болдырев до последних своих дней оставался бодрым и активным, живо интересуясь всем, что происходит и в мире, и в стране, и на службе, которую он давно уже оставил.
И вот теперь его лучший друг Макар Капитонович оказался за решеткой литовской тюрьмы только за то, что когда-то освобождал ее от гитлеровских войск и банд «лесных братьев».