Первое позволяло избегать лишних движений утром, второе – философски принимать выверты судьбы. Плохое исчезнет само, предварительно нанеся положенный ущерб, а хорошее навсегда останется в памяти или будет жить рядом.

Внешне абсолютный флегматик, скупой на проявление эмоций, Саша полностью соответствовал гороскопу астрологов, представляя из себя гремучую смесь «стрельца» и, вероятнее всего, «обезьяны», почему-то не дотянув до того года пары лет.

Вот почему Панов спокойно принялся осознавать факт странного пробуждения. Опасности рядом нет, значит надо осмотреться.

«Что-то здесь не то!» — — вытаращив глаза, пробормотал Панов, искренне желая себе не паниковать.

— Ситро, шоколад, леденцы, — успокаивающе заорал голос за дверью.

«Ситро? Какого хрена?» — — Саша затряс головой, желая сразу прибить наваждение и дальше не идти логическим путем.

Поезд, между тем понемногу замедлял ход.

Странно знакомое старое купе. Прямоугольное окно в мощной раме. Стены и дверь отделаны линкрустом. Материал, предвестник пластмассы, приятно гладкий на ощупь. Швы под штапиками, черными от лака. На стене небольшое зеркало овальной формы. Немедленно запущенная под матрац рука Панова ощутила полировку и дерматиновую вставку.

«Кино и немцы», — междометием подумал Панов, вспоминая экскурсию в железнодорожный музей рядом с Рижским вокзалом.

Далее Саша пальцами побарабанил по стене и удовлетворенно усмехнулся: «наш флот непотопляем, потому что офицеры деревянные».

Ехидная цитата звучала очень к месту, ибо нет рядом ни пластика, ни массы металла. Хочешь не сглазить, стучи куда угодно.

К скатерти, укрывшей стол, отвратительными жирными пятнами прилипла газета, не дававшая упасть едва полной бутылке.

«А-а-а! Вот она, причина плохого самочувствия», — — скривился Саша, и с отвращением взял посудину в руки.

По усвоенному в лихих девяностых правилу, следовало запомнить марку и никогда больше не покупать паленую гадость.

Но водка индифферентно назвалась «Водкой», этикеткой доказывая полное соответствие забытому общесоюзному стандарту ГОСТ 239-38[1]. Никакой защиты от подделки, и на горлышке остатки сургуча, а под столом звякнуло стекло, как бы деликатно намекая – одной здесь не обошлись.

«Черт, пора завязывать», — прошептал Панов незнакомым голосом.

Но если можешь двигаться, а голова не болит, то похмельный синдром во второй стадии. После – беда, гарантированно расшатанный на день-два организм. А рядом нет ни рассола, ни кефира и за дверью – черт те что!

Придется рискнуть, медлить нельзя.

«Эх, сгорел сарай, гори и хата!», — сморщившись, Саша быстро раскрутил в поллитровке остатки жидкости и влил ее прямо в горло. Слезы-звезды брызнули из глаз.

«Эндорфины – все, что надо человеку для счастья».