— Нет, туда ему нельзя. Но лучше бы и в Пелопоннес не ездить.

— Почему, Сикинн?

— Говорят, что он там смущает спартанских илотов. Будто бы подбивает их поднять восстание. А это опасно.

— Если даже это неправда, — а это, конечно, неправда! — спартанцы не пощадят его. Сикинн, скажи ему, что я умоляю его поберечь себя!

— Я каждый раз говорю ему это, госпожа!

Так прошел еще год. И еще один. Наступил 469 год, когда весть об измене Павсания и о его страшной смерти разнеслась по Элладе. В Афинах много было разговоров об этом. Это событие обсуждалось и на Пниксе, и на рыночной площади, и на перекрестках, и в закрытых мегаронах.

Архиппа, сама не зная почему, испугалась. Эта новость казалась ей зловещей, словно гибель Павсания предвещала и Фемистоклу какую-то страшную беду. Но что могло случиться еще? И какое отношение к ее семье имеет смерть Павсания?

И вспомнила: когда Фемистокла судили, то его обвинили в том, что он связан с Павсанием. Павсаний писал ему, уговаривал вместе с ним перейти к персам. Не подняли бы теперь враги Фемистокла это старое дело…

Днем пришли со стадия сыновья, смущенные, чуть ли не со слезами в глазах. Старший молчал, а младший тотчас подступил к матери:

— Мама, люди говорят, что наш отец тоже изменник!

Архиппа побледнела, но спросила спокойным голосом:

— Какие люди? И почему они так говорят? Сын Лаомедонта говорит.

— Лаомедонт — друг Кимона. А Кимон, как тебе известно, все сделал, чтобы предать остракизму твоего отца. Не обращай внимания, сынок.

— Я не обращаю.

— Он не обращает, — сказал старший, — он только ударил его несколько раз, этого сына Лаомедонта.

— О боги! — вздохнула Архиппа. — Боюсь, что скоро вам, сыновья мои, придется драться со всеми Афинами! О Гера, защити мою семью!

А вечером пришел Эпикрат. Поздоровался без улыбки, глаза его были сумрачны. Архиппа приняла его в мегароне мужа.

— Что еще случилось, Эпикрат?

— Пока ничего не случилось, Архиппа. Но недобрые идут слухи. Боюсь, что враги Фемистокла постараются припомнить ему письмо Павсания.

— Так я и знала! Но ведь он же не скрыл этого письма! Он же сказал тогда: «Если бы я был связан с Павсанием, ему незачем было бы уговаривать меня». А теперь — опять?