Катя вытащила бурдюк и сделала из него приличный глоток.

— Крепкая, зараза. Хочешь?

— Нет, усну.

— А я тебе не дам. Ты же Ваську будить собирался?

— Угу.

Я принёс друидке второй табурет, и мы, усевшись напротив двери, принялись молча пить брагу. Действительно, она оказалась крепкой, так что, сделав два глотка, я решил прекратить. Девушка в ответ тихо хихикнула.

— В такую погоду ночью никто никуда не пойдёт.

Я вслушался в завывание ветра. Там наверняка уже всё засыпало снегом.

— Лучше не рисковать.

Второй тычок кулачком в бок.

— Да ладно ты.

Я скосил глаз на Катю. Довольно симпатичная девушка. Не Топлюша, конечно. Но слова Юли о том, что жизнь здесь чувствуется очень остро сейчас не казались оправданием для шлюхи.

Заметив, что я смотрю, друидка хихикнула и похлопала меня по бедру. После второго хлопка руку она не убрала.

— Выпьешь? — с улыбкой на губах спросила она.

— Застукают со спущенными штанами… то есть пьяными.

Хриплый смешок.

Я глотнул вина и, закрыв бурдюк, усадил Катю себе на колени. Целовалась она страстно, но не слишком умело. Или, быть может, давно не было практики. Она мне так и сказала. Саша лопоухий. Шустрик как ребёнок. А Вася с Ольгой.

Она спустила штаны и села сверху. Тихо застонала, когда я вошёл в неё. Она была тёплой, живой. Но я представлял Топлюшу. Пусть её кожа была холодной, у неё было горячее сердце, как бы пошло это и не звучало.

— Я устала, — шепнула Катя на ухо.

Её дыхание буквально обжигало мне шею. И не только дыхание, кажется у меня на шее появилась пара засосов.