5

Двадцать лет, как Гас и Лил Крамер, разменявшие восьмой десяток, работали смотрителями четырехэтажного дома по Уэст-Энд-авеню, переделанного его владельцем, Дереком Олсеном, под жилье для студентов. Нанимая их, Олсен разъяснял: «Видите ли, все студенты, как умные, так и тупые, в большинстве своем неряхи. На кухне у них горы коробок из-под пиццы, а пустых пивных банок столько, что линкор выплавить можно. И они имеют обыкновение расшвыривать по полу грязную одежду и мокрые полотенца. Но нам наплевать. Они все съедут, как только закончат учиться. Моя выгода в том, — продолжал он, — что я могу поднимать арендную плату столько, сколько захочу, но только если внешне дом будет выглядеть безукоризненно. Вы должны поддерживать в вестибюле и коридорах порядок, как в дорогих квартирах на Пятой авеню. Отопление и кондиционеры должны всегда находиться в рабочем состоянии, любые проблемы с водопроводом следует тут же устранять и ежедневно подметать тротуар перед домом. Если освобождается какая-то квартира, ее надлежит тут же слегка подкрасить. Когда прибывают новые жильцы со своими родителями, желающими проверить, где будут жить их отпрыски, я хочу, чтобы у всех у них оставалось хорошее впечатление».

Все двадцать лет Крамеры прилежно исполняли распоряжения Олсена, и здание, где они работали, считалось первоклассным студенческим жильем. Всем студентам, селившимся здесь, повезло иметь родителей с толстыми кошельками. Кое-кто из этих родителей договаривался с Крамерами, чтобы те регулярно убирали в квартирах их чад.

День матери Крамеры отметили в ресторане вместе с дочерью Уинифред и ее мужем Перри. К сожалению, разговор за столом почти сразу превратился в монолог Уинифред, призывавшей родителей уйти с работы и жить на покое в собственном домике в Пенсильвании. Этот монолог они слышали и раньше, всякий раз он заканчивался одним и тем же припевом:

— Мам, пап, мне невыносимо думать, что вы моете, убираете и пылесосите за этими детьми.

Лил Крамер давно научилась отвечать:

— Наверное, ты права, дорогая. Я подумаю об этом.

За разноцветным мороженым Гас Крамер высказался прямо, без обиняков:

— Когда мы будем готовы бросить работу, мы так и сделаем, не раньше. Если я уйду сейчас, чем мне заниматься целый день?

В понедельник вечером, когда Лил вязала свитер для первенца одной из бывших студенток, она обдумывала совет Уинифред, сделанный из лучших побуждений и тем не менее несносный. «И как только Уинифред не поймет, что мне нравится жить среди этих ребятишек? — горячилась Лил, — Для нас это все равно что присматривать за собственными внуками, которых, кстати, мы до сих пор не дождались».

Звонок телефона ее перепугал. В последнее время Гас стал туговат на ухо, а потому прибавил громкость звонка, но, как ей казалось, перестарался. Такой звон и мертвого разбудит! Лил поспешила снять трубку.

Она надеялась, что это не Уинифред, пожелавшая продолжить свой спич о выходе в отставку. Но через секунду она уже жалела, что это не дочь.

— Здравствуйте, это Каролин Маккензи. Я говорю с миссис Крамер?

— Да.

Лил почувствовала, как пересохло во рту.

— Мой брат Мак жил у вас в доме, перед тем как исчез десять лет назад.

— Да, жил.

— Миссис Крамер, на днях мы получили от Мака весточку. Он отказывается сообщить, где сейчас находится. Вы можете понять, что чувствуем мы с матерью. Я собираюсь отыскать его. У нас есть основание полагать, что он живет где-то поблизости. Можно мне зайти и поговорить с вами?

«Нет, — подумала Лил, — Нет!» Но вслух произнесла единственно возможную фразу:

— Конечно, пожалуйста. Я... мы... очень любили Мака. Когда вы хотите к нам заглянуть?