Я познакомился с ней в тридцать два. У меня была своя хата в Москве, в районе Измайлова. По уши втрескался, увидев Соломею на сцене, и потом каждый вечер торчал с букетом под дверьми театра. Назывался он «Ночь», но это вам ничего не скажет. Подвал, куда никто не заглядывает. Главным там был шибко умный режиссер с седыми патлами, рассуждавший про мистерии и души, так что простому человеку не понять.

Стелла говорит, я был мямля, скучный тип, заикался, мекал, бекал, жаловался на то, что у меня никого нет. Короче, задрот и зануда. Она меня пожалела, подобрала. Мы стали жить под одной крышей. В леске неподалеку меня и пописали – пять раз: шрамы я показывал на своем канале, пока не прикрыл его, комментаторы заебали.

Чьих это было рук дело – неизвестно. Могу сказать, что я этому человеку благодарен. Мне была дана еще попытка – стать белым листом, дать краскам расцвести.

Неделю валялся в отключке и за это время превратился в кокон. Это выражение Стеллы. Она сказала, даже внешне все изменилось. Я вылупился брутальным, уверенным в себе самцом, во мне появилось либидо. Жаль, не осталось фотографий из прошлой жизни, чтобы сравнить: раньше, видать, я себя не любил.

Потом Стелла забрала меня домой. Взяла отпуск в театре, пела, читала отрывки своих спектаклей, давала слушать музон и показывала крутое кино. Ей нравилось, что я все вижу по-своему. Например, из раннего: я сказал, что фильмы Антониони – про войну черного и белого. Пятна расположены в шахматном порядке. И я даже думаю, что черное – это женщина, а белое – мужчина. Стелла долго всем это пересказывала.

Дальше был период, когда жена притащила мольберт с красками и пластилин. Первой, и главной моделью стала она сама, кто ж еще?! Я писал ее голой. Часть работ увез с собой. Не всегда вы разберете женскую фигуру в моей мазне. Но это и не важно, главное – экспрессия.

Жаль, в текст сейчас нельзя вставить картинки. Поверьте на слово, моя жена – самая сексуальная телочка из всех, кого вам приходилось видеть.

Еще были эксперименты со светом. Это когда я только начинал говорить. Как не поставишь лампу, дух захватывает, башку сносит. Тогда-то я и написал те стишки. Ладно, раз пошла такая пьянка, найду. Ага, вот они.

Когда отпуск закончился и я немного оправился, Стелла вернулась в театр. У нас постоянно тусили актеры, художники, музыканты. Многие рассказывали про Тай, Бали, Гоа. Стеллу туда тянуло.

Я потихоньку вливался. Забакланил на равных. Показывал актерские этюды. Помню один – стою тупо на месте. Стелла придумала название: одинокое дерево на холме рядом с проходящим поездом. Кто-нибудь давал гудок, а я дергался.

Как-то раз умный чувак из рекламы назвал меня камертоном. Говорит, верь себе, пусть другие сверяют с твоей ля мелодии своих восприятий. Хорошо сказано?

Идея постричься наголо, кстати, от него. Внешность у меня подходящая. Я худой, фактура черепа читается, телосложение сухое. Во взгляде есть что-то звериное, особенно, если не суечусь. Походка свободная. Выгляжу для своих лет хорошо. Ношу винтажные шмотки.

В первый год после покушения к нам в Измайлово часто ходил следак с говорящей фамилией Суков. Старая падла, которая всех людей искусства ненавидела. Когда я говорил ему, что ничего не помню: ни круга общения, ни как попал в Москву, ни откуда у меня бабки на фирму, – он мне не верил. «Что ж вы такой скрытный, Варахиил Тихонович? В армии почему-то не служили, никаких документов о вас не сохранилось, ничего не известно» – «Плохо работаете, значит, раз неизвестно». Я с этим гадом за словом в карман не лез, такие люди должны знать свое место. Чекист только головой качал, а сам думал, как бы отомстить. Стелла хорошо изображала его вертухайскую походку. Меньше чем через год после того, как меня забрали из больницы, Суков вдруг заявил, что у моей жены есть любовник. Время он подгадал правильное: Стеллы не было дома. «Просто, на всякий случай, чтоб вы знали. Мы эту версию тоже прорабатывали, она не подтвердилась». – «Ага, – говорю. – И как докажешь?» Развел руками, поплелся к выходу со своей папкой.

В тот же день я вскрыл почту Стеллы и все прочел. Она последние полтора года еблась с этим своим режиссером из театра, имя его есть в интернете, кто хочет, может узнать. Писала ему, что ей плохо, что жаждет любви. Удар поддых, но он же сделал меня сильней. Судя по переписке, режиссер хотел сбежать еще до покушения, но из-за того, что я потерял память, Стелла уломала его остаться. Ей нужна была «поддержка».

Я тогда еще плохо соображал, всего пару раз бывал на улице и тем не менее взял с кухни топорик для рубки мяса и почесал в «Ночь». Режиссер как раз репетировал, правда, без Стеллы. Я попросил поговорить наедине. Он сделал бровки домиком, какая-то старая кляча, наверно, помощница пискнула: «А зачем?» Они все смотрели на меня, как в цирке. Тогда я достал топорик и заорал: «Порешу вас всех, нахуй». Наверно, где-то в сериале увидел.

Актеры разбежались, а мы с режиссером сели на сцену и давай бакланить. До приезда фараонов он мне все подробно рассказал. Вопрос у меня был единственный: «Почему ты понравился моей жене, чем ты ее взял?» У них, оказывается, были профессиональные темы, работа над ролью, воспитание души, мистический опыт. Понятно – о чем Стелле было говорить со мной? Вначале бизнюк, потом овощ, которого приходилось кормить с ложечки. Жизнь раскрылась передо мной. Значит, я был обузой?

Мусора быстро отпустили: старичок ни на что не жаловался, боялся скандала. Домой я не пошел – три дня слонялся, жрал объедки в «Макдаке» вместе с голубями, просил милостыню – «подайте сироте». Потом Стелла меня нашла, увезла в Измайлово. Тогда-то мы и поговорили по душам.

Жена сказала, что хочет быть свободной. Но и я должен быть свободным рядом с ней. Творчество – это жизнь на грани, оголенные нервы, все такое. Нам никогда не успокоиться рядом друг с другом. Зато мы будем ощущать вайб.

Стеллу давно преследовала идея сделать собственный театр тела. Такую «Антиночь» без всякой зауми. Дать выплеск чистому чувству, вывернуться наизнанку. Она спросила, как я к этому отношусь. Я сказал, можно попробовать!

Все сложилась как сложилась. Каждый должен принимать себя, как он есть. Мы выбрали маленький остров и установили собственные правила. Стелла сказала, что ее женская энергия неподвластна ей. Я ответил, что и моя мужская тогда тоже.