не выходила неделю. Я не знала, что говорят в таких случаях, долго думала, готовила речь, потом просто

пришла и обняла ее. Крепко-крепко.

Мы пили коньяк и плакали навзрыд. Всю ночь.

Она рассказала мне все о своей жизни. Про лишения, бедность, тяжелый труд всей их семьи. И про освещавшую жизнь, словно лучом ярчайшего света, любовь родных друг к другу. Можно иметь маленькое счастье, но очень яркое. Так у них и было.

Мне было очень трудно все это слышать, трудно принять на себя ее боль, но у Милы никого больше не осталось. И я поддерживала ее как могла. Это невероятно тяжело, когда твой мир рушится. Вот так, прямо у тебя на глазах. За мгновение. Просто невыносимо.

Та жизнь, которой ты жила, остается в прошлом навсегда, а лица родных лишь в твоей памяти и на старых выцветших фотографиях. Закрываешь глаза, силясь вспомнить, и понимаешь, что их черты размываются со временем. И только во сне, если очень повезет, получается прикоснуться к ним. Хотя бы на короткий миг, но почувствовать ослепительно острое счастье и такую же острую боль при пробуждении.

Мила отныне училась жить одна. Ушла с головой в работу, чтобы просто выжить. Мало спала, сильно напоминала робота. Совмещала должность бухгалтера и менеджера, успевала учиться, и уже через три года была вознаграждена - получила должность финансового директора филиала столичной компании. Легко ей ничего не давалось, но место под солнцем она все-таки себе отвоевала. Сама.

Как ни тяжело мне сейчас это признавать - я не такая, у меня никогда не было стимула или необходимости делать карьеру любой ценой. Мне банально везло. Всегда. Никаких моих заслуг, чистый фарт. Поэтому подругу можно ставить в пример. Она сидит в кресле, раздаёт указания, подписывает свои финансовые бумажки и радостно подсчитывает прибывающие денежки. Все это - совершенно заслужено и заработано ее упорным трудом.

По выходным Мила обычно обходит медленным шагом все магазины и торговые центры. Там, навёрстывая упущенное

в детстве и в голодной юности, она скупает одежду, обувь, косметику, продукты. Всё, что только может унести с собой. А дома готовит изысканные блюда, консервирует огурчики, помидорчики, делает безумно вкусное лечо по рецепту мамы чем, безусловно, радует и меня, и друзей.

Стук в дверь безжалостно прервал полет моих мыслей. Вот оно. Сейчас что-то будет. Расплата близка.

- К тебе посетитель, - шепнула Ира, возникнув на пороге.

- Угу, - кивнула я, выпрямилась и по-деловому сложила руки в замочек. – Пусть заходит.

Нет. Я вскочила и побежала поприветствовать вошедшего за руку.

Ира вышла, пропуская внутрь импозантного мужчину лет пятидесяти. Благородная седина на висках, дорогие часы, очки в позолоченной оправе и строгий костюм от итальянского кутюрье, сидящий как влитой. Незнакомец смерил меня испытующим взглядом и крепко пожал протянутую ладонь.

- Петр Ильич. – Представился он. – Шишкин.

- А…м… Очень приятно! – Слегка поклонилась я. – Ева Евгеньевна, управляющая рестораном «Мandolino».

- Я по поводу организации банкета.

- Конечно, - крутанулась на месте и указала ему на стул. – Присаживайтесь!

Мужчина кивнул и тяжело опустился в него – мешали возраст и лишний вес. Вытер платком капельки пота, выступившие на лбу, и уставился на меня. Я улыбнулась и, догадавшись, что беседу лучше продолжить сидя, села за стол.